![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Radio Aporee Maps
Aug. 19th, 2019 08:39 amhttps://aporee.org/maps/
Чтобы не потерять. Прикольная штука. Звуки разных мест.
Чтобы не потерять. Прикольная штука. Звуки разных мест.
UMp3fUqokjLPmr5txxEv
Aug. 15th, 2019 08:17 amЕее, на дизере появился Slade. Совсем недавно еще не было.
Врываюсь!
Врываюсь!
FwCsRuNmNHovzaFsiuSJ
Aug. 9th, 2019 04:05 pmВремена то какие настали... рюкзак нормальный купить невозможно. Просто потому что не найти.
Когда-то давно, в конце 2007 года, я купил себе фоторюкзак Crumpler. И с тех пор ношу его ежедневно. Потому что я никуда не выхожу без рюкзака. За без малого 12 лет он уже порядочно поизносился. Но не порвался. Нигде. Все молнии работают. Просто товарный вид, так сказать, он уже потерял. Хотя он и еще десяток лет прослужит, я не сомневаюсь. Но есть у него одна одна черта... вернее, нет у него одной черты, которой не хватает порой. Это какого-нибудь плоского отделения для бумажек формата А4. Ну или типа ноутбучного отделения.
И вот я призадумался о замене рюкзака. Посмотрел всякие интернет-магазины. Крамплеров больше у нас в стране не продается, почему-то. Тогда я пошел на их официальный магазин. Там, конечно, много интересного, но все не то. Новые крамплеры - не такие как раньше. И самое главное - это лямки. Я не понимаю, почему у 99% рюкзаков лямки отдельно пришиваются к рюкзаку. Вернее, понимаю, наверное почему - потому что так дешевле и проще. Но это капец. Как бы они качественно ни были пришиты - все равно рано или поздно оторвутся, за 10 лет, за 20, но оторвутся. У старых крамплеров - сам рюкзак плавно перетекает в лямки, или лямки в рюкзак. Они вместе - единой выкройкой. И это круто.
Так вот, я дошел уже до того, что собираюсь на авито купить старый добрый крамплер с рук, но с ноутбучным отделением.
P.S. Особенно меня смешат вот эти популярные китайские рюкзаки со швейцарским флагом. В них у ручки рюкзака внутри толстенный металлический трос, который огромной заклёпкой просто прибит к тонкой ткани. Иллюзия прочности.
Когда-то давно, в конце 2007 года, я купил себе фоторюкзак Crumpler. И с тех пор ношу его ежедневно. Потому что я никуда не выхожу без рюкзака. За без малого 12 лет он уже порядочно поизносился. Но не порвался. Нигде. Все молнии работают. Просто товарный вид, так сказать, он уже потерял. Хотя он и еще десяток лет прослужит, я не сомневаюсь. Но есть у него одна одна черта... вернее, нет у него одной черты, которой не хватает порой. Это какого-нибудь плоского отделения для бумажек формата А4. Ну или типа ноутбучного отделения.
И вот я призадумался о замене рюкзака. Посмотрел всякие интернет-магазины. Крамплеров больше у нас в стране не продается, почему-то. Тогда я пошел на их официальный магазин. Там, конечно, много интересного, но все не то. Новые крамплеры - не такие как раньше. И самое главное - это лямки. Я не понимаю, почему у 99% рюкзаков лямки отдельно пришиваются к рюкзаку. Вернее, понимаю, наверное почему - потому что так дешевле и проще. Но это капец. Как бы они качественно ни были пришиты - все равно рано или поздно оторвутся, за 10 лет, за 20, но оторвутся. У старых крамплеров - сам рюкзак плавно перетекает в лямки, или лямки в рюкзак. Они вместе - единой выкройкой. И это круто.
Так вот, я дошел уже до того, что собираюсь на авито купить старый добрый крамплер с рук, но с ноутбучным отделением.
P.S. Особенно меня смешат вот эти популярные китайские рюкзаки со швейцарским флагом. В них у ручки рюкзака внутри толстенный металлический трос, который огромной заклёпкой просто прибит к тонкой ткани. Иллюзия прочности.
NuyoyRf5bekbOB5gOiIO
Jun. 10th, 2019 01:32 pmДело было возле церкви. Ждал на перекрестке зеленого для пешеходов. Рядом стояла женщина в платке, видимо очень верующая. Дергалась и пыталась перейти на красный. В конце концов перекрестила дорогу и пошла.
(Хотел написать "Что в голове у таких людей?", но понял, что ответ на этот вопрос очевиден)
(Хотел написать "Что в голове у таких людей?", но понял, что ответ на этот вопрос очевиден)
gIquDUN2GYfCACYD6sUc
Jun. 7th, 2019 08:39 amВесы сяоми упорно утверждают, что мне 15. Даже не знаю, радоваться или нет.
Наконец-то снова потеплело и стало быть похоже на нормальное лето. Люблю, когда тепло. Это же так прекрасно, когда ты в 23:00 едешь на веле, а тебя обдувает еще не остывший ветерок. Это ли не лучшее время года?
Наконец-то снова потеплело и стало быть похоже на нормальное лето. Люблю, когда тепло. Это же так прекрасно, когда ты в 23:00 едешь на веле, а тебя обдувает еще не остывший ветерок. Это ли не лучшее время года?
83KYuNidh6fyD9ddyGTg
Apr. 25th, 2019 03:20 pmНу, и еще одна статейка из рубрики про неизвестных музыкантов.
Американский поэт-пуританин, создатель удивительный протопанк-группы The Modern Lovers, повлиявшей на Ramones, Артура Расселла, Дэвида Бирна и кого только не, и просто один из самых остроумных и трогательных людей в истории рок-музыки. (Автор: Олег Соболев)
Однажды, случайно оказавшись в каком-нибудь маленьком клубе где-то в Средиземноморье или в неуютном баре на северо-западе США, вы можете увидеть такую картину. На сцене будет стоять невысокий, немолодой, очень крепко сложенный человек с гитарой. Полтора часа он будет петь песни на английском, испанском, французском и, возможно, еще на иврите и на итальянском — об отношениях, о вечеринках, о животных, о великих художниках, о бейсболе и о временах года. Он будет пританцовывать, выпучивать глаза и кивать головой. Он будет травить байки, шутить, рассказывать о том, как играл в рок-группе, как однажды сочинил заглавную вещь для большого голливудского хита, как любил, как расставался и как любил снова. Он будет часто говорить о вечеринках — и обязательно станет доказывать, что нашему миру вообще нужно больше, больше, еще больше вечеринок. Если он будет часто обращаться сам к себе по имени — сомнений у вас остаться не должно: перед вами — Джонатан Ричман. Когда-то, по мнению очень и очень многих, своей песней «Roadrunner» он предвосхитил панк-рок — а теперь, пусть и блестяще, работает в сомнительном жанре полуинтимных выступлений. Спрашивается: что с ним случилось?
Да ничего особенного. Ричман отнюдь не опустился на дно. У него все в полном порядке с деньгами, здоровьем и личной жизнью. Появляется он периодически и на больших сценах — например, весь прошлый год он провел в турне с группой Wilco, открывая их концерты небольшими получасовыми сетами. С ним все хорошо. Ричман просто любит играть в неприметных маленьких помещениях без предварительных объяснений — и делает это регулярно уже тридцать лет. За эти же тридцать лет он успел записать почти два десятка замечательных пластинок, изумительно точно объясняющих его предпочтения в плане концертной деятельности — и наоборот. Взяв за точку отсчета главные идиомы рок-н-ролла пятидесятых — характерный примитивный гитарный ритм, бессловесные подпевки в духе «ду-уопа», горько-сладкие ностальгические мелодии — и добавив к ним изрядную дозу несколько неловкого (и по большей части автобиографичного) юмора, он создает музыку, которая вряд ли способна раскачать вживую многотысячную аудиторию, но точно сумеет обеспечить хороший вечер сотне человек. И главное — он это про себя очень хорошо понимает. Собственно, в этом и есть один из его главных талантов — в способности принимать себя таким, как есть, гнуть свою линию и не изменяться под влиянием внешних обстоятельств. Именно из-за этого Джонатан Ричман многого лишился в жизни — зато стал одним из самых уникальных певцов на свете.
Шел 1969 год, и восемнадцатилетнему Джонатану, выросшему в небольшом пригороде Бостона, случайно попала в руки пластинка «The Velvet Underground & Nico». Наслушавшись ее до временного помутнения рассудка, юноша решил уехать в Нью-Йорк — чтобы заявиться прямо к Энди Уорхолу с Лу Ридом и потребовать от них взять его в состав «Велветс». Уговорить кумиров у него предсказуемо не получилось — но Уорхол с Ридом, оценившие наглость и напор молодого человека, помогли ему: первый дал ему работу курьером, а второй пустил жить в свою квартиру. За несколько недель Ричман с головой окунулся в мир нью-йоркской богемы, ведущей свободную жизнь со всеми ее приметами вроде наркотиков и беспорядочных половых связей, — и тут по всем законам неподготовленный провинциал должен был бы превратиться в трагического торчка-музыканта, счет которым в его тогдашнем окружении шел на десятки. Не дождетесь: Ричман то ли оказался умен не по годам, то ли, будучи воспитанным в хорошей семье из среднего класса, слишком привык к простым буржуазным радостям — и, не поддавшись на соблазн, уехал обратно в Бостон, где и собрал свою первую группу The Modern Lovers.
The Modern Lovers играли явно вдохновленный все теми же The Velvet Underground прямолинейный гаражный рок — но совсем с другими мыслями и интонациями. Вложивший в свою музыку знакомый трехаккордный напор пуританин Ричман никого не эпатировал и всячески избегал непростых тем в своих песнях. Фактически единственный заход на терриотрию «Велветс» в творчестве The Modern Lovers — длинная шестиминутная баллада «Hospital», текст которой вполне подошел бы для того рода вещей, что в The Velvet Underground пела Нико: протагонист «Hospital» в ожидании возвращения своей девушки из больницы ходит по холодным одиноким улицам и понимает, что с любимой его связывает лишь непередаваемая мистическая сила ее глаз. Весь остальной же репертуар Ричмана того времени совершенно перпендикулярен эпохе. Он, например, написал песню «I’m Straight», повествующую о преимуществах здорового образа жизни над бесконечным угаром, — песню, которая в устах того же Лу Рида, чью заикающуюся полуразговорную манеру петь Ричман на записи «I’m Straight» имитирует, звучала бы как ироничная издевка. Другая вещь, «Dignified and Old», описывала мечту Ричмана о благородной старости вместе со спутницей жизни — сюжет, который вряд ли мог представить человек, чьи друзья умирали молодыми от передозировок. Даже протест против истеблишмента Ричман понимал по-своему: в песне «Government Center» он предлагал не уничтожать систему, а помогать ей лучше работать при помощи рок-н-ролла.
По словам Ричмана, первую гитару ему подарил отец в пятнадцать лет. Будущий музыкант понятия не имел о том, как на ней играть, и часами просто бил по струнам — пока, наконец, через три месяца после приобретения инструмента кто-то не рассказал ему про аккорды
Впрочем, когда в 1971-м The Modern Lovers начали играть в бостонских и нью-йоркских клубах, мало кого из их посетителей волновало, о чем Ричман поет: The Velvet Underground к тому времени уже фактически не функционировали — и The Modern Lovers, старательно копировавших неспешность и монотонность их первых двух пластинок, молва записала в их самые что ни на есть прямые наследники. Отчасти это было правдой — по крайней мере бостонцы, как и их духовные праотцы, сумели повлиять на очень многих важных людей того времени. Однажды на их концерт в Центральном парке явился скромный прыщавый парень по имени Артур Расселл, до этого рок-н-роллом не интересовавшийся, — а на следующее утро, невесть где раздобыв телефон Ричмана, Расселл названивал ему и просил открыть секреты поп-песни. Другой парень — строитель по имени Джон Каммингс, впоследствии прославившийся как Джонни Рамон, — именно на выступлении The Modern Lovers понял, что со строительством пора завязывать, и решился после двухлетнего перерыва снова взяться за гитару. Молодой человек по имени Дэвид Бирн же настолько проникся группой Ричмана, что потом утащил его клавишника в Talking Heads. И так далее, и тому подобное. У The Modern Lovers была только одна проблема: они никак не могли записать альбом — и так его в конечном счете не записали. Попыток было несколько: одна — под присмотром Джона Кейла, другая — под руководством Кима Фоули, третья — с непонятными людьми из «Уорнер Бразерс» в продюсерских креслах, — но все они так ничем и не закончились. Собранный по крупицам из разных сессий сборник «The Modern Lovers», вышедший в 1976-м, впрочем, сразу же стал абсолютно канонической записью, тотчас повлиявшей на только зародившийся панк-рок. Открывался он главным хитом в карьере Ричмана — гимном дорогам Массачусетса «Roadrunner», песней, вдохновлялись которой и The Sex Pistols, и певица Майя, и писатель Стивен Кинг. С ней связан один занятный анекдот. Великий музыкальный критик Лестер Бэнгс, почти всю свою карьеру только о прото-, пост- или просто панке писавший и изрядно его популяризировавший, в последние свои годы нажил привычку практически вламываться в жилища своих знакомых. Оказываясь в новой для него квартире, Бэнгс подходил к стойке с винилом и парой движений извлекал оттуда две пластинки, которые в конце семидесятых были в Нью-Йорке у всех — «White Light/White Heat» и «The Modern Lovers». Интересовало его только то, насколько затертыми на них были песни «Sister Ray» и «Roadrunner» — по мнению Бэнгса, две главные вершины рок-музыки на веки вечные. Он ставил между этими двумя песнями знак равенства — и нельзя сказать, чтобы был неправ.
Правда, человек, который в 1976 году хотел приобрести «The Modern Lovers», сталкивался с довольно странной проблемой. Дело в том, что за пару месяцев до выхода этого сборника Ричман выпустил пластинку с очень похожим названием «Jonathan Richman and the Modern Lovers», где под аккомпанемент словно выдернутой из какого-то забытого рок-сингла 50-х гитары и навязчивых мужских подпевок исполнял легковесные песни про снеговиков, насекомых, торговые центры и марсиан. Вышеупомянутый человек, начитавшись критика Роберта Кристгау, воспевавшего Ричмана как первопредка молодых и борзых с гитарами наперевес, мог принять и журналиста, и певца за сумасшедших: «Jonathan Richman and the Modern Lovers» был похож на задорный утренник в отделении психоневрологической лечебницы, куда кладут впавших в детство людей. На самом деле альбом этот был записан уже не с The Modern Lovers, распавшимися за два года до того, в 1974-м, а с кучей сессионных музыкантов из Калифорнии — и, в общем, в итоге именно с него начался тот Джонатан Ричман, который потом и будет кочевать со своими аляповатыми песнями из одного маленького паба в другой.
Дальнейший виток карьеры Ричмана прекрасно описывается известным высказыванием композитора Мортона Фельдмана о том, что музыканты, которые кажутся радикальными, на самом деле консерваторы и наоборот. Если бы Ричман и дальше следовал курсу The Velvet Underground, он бы, вероятно, встретил конец семидесятых в ранге полубога нового нью-йоркского подполья, дальше спокойно бы продолжал в том же духе и, скажем, в конце девяностых отправился бы на почетную полупенсию, изредка выпуская необязательные сольные пластинки. О нем бы, без сомнения, сейчас писали как о человеке, ставшим в свое время одним из главных героев панк-эпохи. Но Ричман повернул в сторону незатейливого ностальгического рок-н-ролла — музыки вроде бы настолько понятной и привычной, что дальше некуда. Однако именно она и превратила музыканта в аутсайдера, все сольные записи которого часто принято упоминать лишь походя, будто они были лишь необязательным довеском к первому альбому The Modern Lovers.
Сольный Ричман — это, хоть и простая по методу, все-таки невероятно эксцентричная, странная, неуютная музыка вне времени и вне правил песенного жанра. Почти на каждом своем альбоме до 1996 года (исключение составляет лишь пластинка «Jonathan Goes Country», представляющая собой, натурально, кантри) Ричман беззастенчиво брал в оборот старообрядческий рок-н-ролл — но вместо того чтобы его эксплуатировать, устраивал его деконструкцию. Для жанра, в котором главнее всего сфокусированный плотный звук, он всегда был завзятым минималистом — оперировал лишь обозначающей ритм гитарой, чуть-чуть подчеркивающим мелодию басом, еле слышными барабанами и изредка срывался на излишества вроде саксофона или женских подпевок. Он всегда пытался разнообразить однотипные рок-н-ролльные мелодии, скрещивая их то с калипсо, то с какой-то африканской музыкой, то с регги — не случайно практически единственный хит в его сольной карьере назывался «Egyptian Reggae». Постоянный треп, восторженные выкрики, описания того, что сейчас в музыке будет происходить или происходит, которые Ричман то и дело вставлял в свои песни, как и чрезвычайно радостные интонации, с которыми он это все произносил, — все это очень далеко от похожих по модели, но очень просчитанных и неестественных монологов, присутствующих у многих артистов 50-х. Наконец, в песнях Ричмана всегда особую роль играли тексты — тексты, которые невозможно не заметить и в которые невозможно не влюбиться.
Ричман — один из немногих людей в поп-музыке, которых можно с полным правом называть поэтами. Он не Боб Дилан и не Леонард Коэн, он не давит метафорами и не практикует оголтелый символизм, его метод — очень прямое и вместе с тем точное описание сложных материй. Его конек — человечность, которая просвечивает тут в каждом слове, в каждом эпитете. Словно подчеркивая свои пуританские корни, Ричман часто повторял, что музыка не должна причинять вред ни самым маленьким, ни самым старым, — и всегда сочинял свои песни в полном соответствии с этой мантрой. В западной литературе его часто принято описывать словом «childlike», рисовать его по-детски непосредственным человеком — и это неслучайно: для детей он всегда писал ровно столько же, сколько и для взрослых. В репертуаре Ричмана — много песен вроде «Ice Cream Man», «Rockin’ Rockin’ Leprechauns», «Buzz Buzz Buzz» или «Chewing Gum Wrapper», несерьезных, отчасти копирующих старые комические хиты вроде «Monster Mash» и ориентированных в первую очередь на людей школьного и дошкольного возраста. Есть у него и две песни, исполняемые от лица ребенка, — пронзительная история про малыша «Not Yet Three», весь смысл которой сдержится в ключевой строчке «I’m stronger than you/You’re simply bigger than me», и гимн летним каникулам «I Have Come Out to Play», отстаивающий право мальчиков и девочек играть и веселиться как захочется. Ричмана никак не назовешь морализатором, но была у него и вещь «Walter Johnson», напрямую обращенная к детям и рассказывающая им о необычном примере для подражания: легендарном питчере бейсбольной команды «Вашингтон Сенаторс» Уолтере Джонсоне, одном из самых популярных людей своего поколения, никогда не позволявшем славе или деньгам встать выше скромного и учтивого отношения к людям.
Прекрасная съемка каталанского телевидения с концерта Ричмана в Барселоне в 1984 году. Она, помимо всего прочего, показывает отношение певца к детям: они, по требованию Ричмана, стоят в первых рядах — а песня «I'm a Little Dinosaur», кажется, исполнена специально для них. Обращаясь же ко взрослым, Ричман представал в двух принципиально разных образах. Первый — это Ричман-сатирик, который вроде бы пишет о всякой ерунде — джинсах, машинах и вечеринках, — но на самом деле очень тонко и смешно говорит об обществе, в котором живет. Образцово-показательный пример — великая песня «I Was Dancing in a Lesbian Bar» с альбома «I, Jonathan» 1992 года: в ней Ричман рассказывает о том, как вечером в пятницу шатался по клубам в поисках веселья — и смог его найти только в лесбийском баре, где все было ровно так, как нужно. Это, кажется, просто смешная и не наводящая ни на какие мысли байка — но, учитывая то, что на момент ее выхода о равных правах для представителей сексуальных меньшинств в США можно было только мечтать, сейчас «I Was Dancing in a Lesbian Bar» воспринимается как песня о толерантности. Была у Ричмана и небанальная критика вещизма («My Jeans» и «Dodge Veg-O-Matic», в которых протагонисты довольствуются вещами откровенно дешевыми и старомодными — вместо того чтобы охотиться за модой), и отличная песня о влиянии общественного мнения на повседневную жизнь («The Neighbours»), и завуалированный под анекдот призыв к равноправию полов («The Girl Stand Up to Me Now») — и прочее, и прочее.
Но все-таки самый частый и самый пронзительный образ Ричмана — это Ричман-романтик. Романтик, поддверженный ностальгии («That Summer Feeling», «The Fenway»), трогательно любящий природу и окружающий его мир («Summer Morning», «Twilight in Boston»), взахлеб рассказывающий истории о своих собственных героях («Vincent Van Gogh», «Velvet Underground») и мудрый, когда дело доходит до отношений («My Love Is a Flower», «Everyday Clothes»). В этой своей ипостаси Ричман заметно снижает градус идиотического или издевательского веселья своих песен — но никогда не доходит до откровенной меланхолии или депрессии; его основная интонация — это светлая грусть, не забывающая об исконной радости жизни. Доброта и нежность в данном случае — совсем не антонимы глубине и проникновенности: напротив, в некоторых своих строчках Ричман очень простыми словами умудряется выразить немыслимо многое. «You put this things apart and they’re not that appealing/You bring them together and it has that certain feeling», — поет он о ностальгии в «That Summer Feeling», и это самое точное описание сентиментальных воспоминаний о, казалось бы, пустяковых бытовых вещах, которое только можно себе вообразить.
В середине 90-х, правда, Ричман в песнях начал всерьез бороться с собственными демонами и отдаляться от мира — и на то были веские причины. Незадолго до выхода пластинки «Surrender to Jonathan» 1996 года он развелся — что, как видно из песен, было для него большим ударом: в песнях с многозначительными названиями «I Can’t Find My Best Friend» и «My Little Girl’s Got a Full Time Daddy Now» он еще не полностью сваливается в тоску, но уже относится к самому себе как-то чересчур зло. Его последние четыре альбома, начиная с записи «Her Mystery Not of High Heels and Eye Shadow», выпущенной в 2001-м, — это уже совсем минималистичная и закрытая музыка, в которой сохраняются прежняя легковесность и житейская мудрость, но исчезают фирменный юмор и юношеская ностальгия. Впрочем, всю свою печаль Ричман излил не в собственных песнях, а в чужих, первый раз в жизни спродюсировав и сыграв большую часть партий на альбоме другого музыканта. Музыкантом этом был Вик Чеснатт, бард-инвалид из Джорджии, исполнявший через боль песни о боли (о нем — отдельный разговор). Пластинка Чеснатта, записанная при помощи Ричмана, называлается «Skitter on a Take-Off» — и вышла она уже после того, как прикованный к инвалидной коляске певец принял фатальную дозу миорелаксантов перед Рождеством в 2009-м.
Вполне возможно, что проявившееся в последние годы желание Ричмана играть на маленьких концертных площадках вызвано еще и тем, что ему давно уже надоело даже то небольшое внимание, которое он получал в 80-х и 90-х. С другой стороны, эта попытка скрыться от собственного прошлого никак не отменяет того пресловутого желания быть собой, которое он всегда демонстрировал. Желания, которое однажды оказалось прямо-таки жутко непрактичным, которое, по всей видимости, потом аукнулось ему в болезненном разводе, которое заставляет его сейчас выпускать крайне тихие, незаметные и не достойные, на самом деле, особого внимания альбомы — но благодаря которому он тридцать или двадцать лет назад писал самые добрые, романтичные, эксцентричные и милые рок-н-ролльные песни на свете. Песни, аналогов которым нет и не предвидится, — потому что тщета всего сущего в конце концов настигает даже самого отъявленного романтика и потому что миру по большому счету не нужно больше, больше, еще больше вечеринок.
Американский поэт-пуританин, создатель удивительный протопанк-группы The Modern Lovers, повлиявшей на Ramones, Артура Расселла, Дэвида Бирна и кого только не, и просто один из самых остроумных и трогательных людей в истории рок-музыки. (Автор: Олег Соболев)
Однажды, случайно оказавшись в каком-нибудь маленьком клубе где-то в Средиземноморье или в неуютном баре на северо-западе США, вы можете увидеть такую картину. На сцене будет стоять невысокий, немолодой, очень крепко сложенный человек с гитарой. Полтора часа он будет петь песни на английском, испанском, французском и, возможно, еще на иврите и на итальянском — об отношениях, о вечеринках, о животных, о великих художниках, о бейсболе и о временах года. Он будет пританцовывать, выпучивать глаза и кивать головой. Он будет травить байки, шутить, рассказывать о том, как играл в рок-группе, как однажды сочинил заглавную вещь для большого голливудского хита, как любил, как расставался и как любил снова. Он будет часто говорить о вечеринках — и обязательно станет доказывать, что нашему миру вообще нужно больше, больше, еще больше вечеринок. Если он будет часто обращаться сам к себе по имени — сомнений у вас остаться не должно: перед вами — Джонатан Ричман. Когда-то, по мнению очень и очень многих, своей песней «Roadrunner» он предвосхитил панк-рок — а теперь, пусть и блестяще, работает в сомнительном жанре полуинтимных выступлений. Спрашивается: что с ним случилось?
Да ничего особенного. Ричман отнюдь не опустился на дно. У него все в полном порядке с деньгами, здоровьем и личной жизнью. Появляется он периодически и на больших сценах — например, весь прошлый год он провел в турне с группой Wilco, открывая их концерты небольшими получасовыми сетами. С ним все хорошо. Ричман просто любит играть в неприметных маленьких помещениях без предварительных объяснений — и делает это регулярно уже тридцать лет. За эти же тридцать лет он успел записать почти два десятка замечательных пластинок, изумительно точно объясняющих его предпочтения в плане концертной деятельности — и наоборот. Взяв за точку отсчета главные идиомы рок-н-ролла пятидесятых — характерный примитивный гитарный ритм, бессловесные подпевки в духе «ду-уопа», горько-сладкие ностальгические мелодии — и добавив к ним изрядную дозу несколько неловкого (и по большей части автобиографичного) юмора, он создает музыку, которая вряд ли способна раскачать вживую многотысячную аудиторию, но точно сумеет обеспечить хороший вечер сотне человек. И главное — он это про себя очень хорошо понимает. Собственно, в этом и есть один из его главных талантов — в способности принимать себя таким, как есть, гнуть свою линию и не изменяться под влиянием внешних обстоятельств. Именно из-за этого Джонатан Ричман многого лишился в жизни — зато стал одним из самых уникальных певцов на свете.
Шел 1969 год, и восемнадцатилетнему Джонатану, выросшему в небольшом пригороде Бостона, случайно попала в руки пластинка «The Velvet Underground & Nico». Наслушавшись ее до временного помутнения рассудка, юноша решил уехать в Нью-Йорк — чтобы заявиться прямо к Энди Уорхолу с Лу Ридом и потребовать от них взять его в состав «Велветс». Уговорить кумиров у него предсказуемо не получилось — но Уорхол с Ридом, оценившие наглость и напор молодого человека, помогли ему: первый дал ему работу курьером, а второй пустил жить в свою квартиру. За несколько недель Ричман с головой окунулся в мир нью-йоркской богемы, ведущей свободную жизнь со всеми ее приметами вроде наркотиков и беспорядочных половых связей, — и тут по всем законам неподготовленный провинциал должен был бы превратиться в трагического торчка-музыканта, счет которым в его тогдашнем окружении шел на десятки. Не дождетесь: Ричман то ли оказался умен не по годам, то ли, будучи воспитанным в хорошей семье из среднего класса, слишком привык к простым буржуазным радостям — и, не поддавшись на соблазн, уехал обратно в Бостон, где и собрал свою первую группу The Modern Lovers.
The Modern Lovers играли явно вдохновленный все теми же The Velvet Underground прямолинейный гаражный рок — но совсем с другими мыслями и интонациями. Вложивший в свою музыку знакомый трехаккордный напор пуританин Ричман никого не эпатировал и всячески избегал непростых тем в своих песнях. Фактически единственный заход на терриотрию «Велветс» в творчестве The Modern Lovers — длинная шестиминутная баллада «Hospital», текст которой вполне подошел бы для того рода вещей, что в The Velvet Underground пела Нико: протагонист «Hospital» в ожидании возвращения своей девушки из больницы ходит по холодным одиноким улицам и понимает, что с любимой его связывает лишь непередаваемая мистическая сила ее глаз. Весь остальной же репертуар Ричмана того времени совершенно перпендикулярен эпохе. Он, например, написал песню «I’m Straight», повествующую о преимуществах здорового образа жизни над бесконечным угаром, — песню, которая в устах того же Лу Рида, чью заикающуюся полуразговорную манеру петь Ричман на записи «I’m Straight» имитирует, звучала бы как ироничная издевка. Другая вещь, «Dignified and Old», описывала мечту Ричмана о благородной старости вместе со спутницей жизни — сюжет, который вряд ли мог представить человек, чьи друзья умирали молодыми от передозировок. Даже протест против истеблишмента Ричман понимал по-своему: в песне «Government Center» он предлагал не уничтожать систему, а помогать ей лучше работать при помощи рок-н-ролла.
По словам Ричмана, первую гитару ему подарил отец в пятнадцать лет. Будущий музыкант понятия не имел о том, как на ней играть, и часами просто бил по струнам — пока, наконец, через три месяца после приобретения инструмента кто-то не рассказал ему про аккорды
Впрочем, когда в 1971-м The Modern Lovers начали играть в бостонских и нью-йоркских клубах, мало кого из их посетителей волновало, о чем Ричман поет: The Velvet Underground к тому времени уже фактически не функционировали — и The Modern Lovers, старательно копировавших неспешность и монотонность их первых двух пластинок, молва записала в их самые что ни на есть прямые наследники. Отчасти это было правдой — по крайней мере бостонцы, как и их духовные праотцы, сумели повлиять на очень многих важных людей того времени. Однажды на их концерт в Центральном парке явился скромный прыщавый парень по имени Артур Расселл, до этого рок-н-роллом не интересовавшийся, — а на следующее утро, невесть где раздобыв телефон Ричмана, Расселл названивал ему и просил открыть секреты поп-песни. Другой парень — строитель по имени Джон Каммингс, впоследствии прославившийся как Джонни Рамон, — именно на выступлении The Modern Lovers понял, что со строительством пора завязывать, и решился после двухлетнего перерыва снова взяться за гитару. Молодой человек по имени Дэвид Бирн же настолько проникся группой Ричмана, что потом утащил его клавишника в Talking Heads. И так далее, и тому подобное. У The Modern Lovers была только одна проблема: они никак не могли записать альбом — и так его в конечном счете не записали. Попыток было несколько: одна — под присмотром Джона Кейла, другая — под руководством Кима Фоули, третья — с непонятными людьми из «Уорнер Бразерс» в продюсерских креслах, — но все они так ничем и не закончились. Собранный по крупицам из разных сессий сборник «The Modern Lovers», вышедший в 1976-м, впрочем, сразу же стал абсолютно канонической записью, тотчас повлиявшей на только зародившийся панк-рок. Открывался он главным хитом в карьере Ричмана — гимном дорогам Массачусетса «Roadrunner», песней, вдохновлялись которой и The Sex Pistols, и певица Майя, и писатель Стивен Кинг. С ней связан один занятный анекдот. Великий музыкальный критик Лестер Бэнгс, почти всю свою карьеру только о прото-, пост- или просто панке писавший и изрядно его популяризировавший, в последние свои годы нажил привычку практически вламываться в жилища своих знакомых. Оказываясь в новой для него квартире, Бэнгс подходил к стойке с винилом и парой движений извлекал оттуда две пластинки, которые в конце семидесятых были в Нью-Йорке у всех — «White Light/White Heat» и «The Modern Lovers». Интересовало его только то, насколько затертыми на них были песни «Sister Ray» и «Roadrunner» — по мнению Бэнгса, две главные вершины рок-музыки на веки вечные. Он ставил между этими двумя песнями знак равенства — и нельзя сказать, чтобы был неправ.
Правда, человек, который в 1976 году хотел приобрести «The Modern Lovers», сталкивался с довольно странной проблемой. Дело в том, что за пару месяцев до выхода этого сборника Ричман выпустил пластинку с очень похожим названием «Jonathan Richman and the Modern Lovers», где под аккомпанемент словно выдернутой из какого-то забытого рок-сингла 50-х гитары и навязчивых мужских подпевок исполнял легковесные песни про снеговиков, насекомых, торговые центры и марсиан. Вышеупомянутый человек, начитавшись критика Роберта Кристгау, воспевавшего Ричмана как первопредка молодых и борзых с гитарами наперевес, мог принять и журналиста, и певца за сумасшедших: «Jonathan Richman and the Modern Lovers» был похож на задорный утренник в отделении психоневрологической лечебницы, куда кладут впавших в детство людей. На самом деле альбом этот был записан уже не с The Modern Lovers, распавшимися за два года до того, в 1974-м, а с кучей сессионных музыкантов из Калифорнии — и, в общем, в итоге именно с него начался тот Джонатан Ричман, который потом и будет кочевать со своими аляповатыми песнями из одного маленького паба в другой.
Дальнейший виток карьеры Ричмана прекрасно описывается известным высказыванием композитора Мортона Фельдмана о том, что музыканты, которые кажутся радикальными, на самом деле консерваторы и наоборот. Если бы Ричман и дальше следовал курсу The Velvet Underground, он бы, вероятно, встретил конец семидесятых в ранге полубога нового нью-йоркского подполья, дальше спокойно бы продолжал в том же духе и, скажем, в конце девяностых отправился бы на почетную полупенсию, изредка выпуская необязательные сольные пластинки. О нем бы, без сомнения, сейчас писали как о человеке, ставшим в свое время одним из главных героев панк-эпохи. Но Ричман повернул в сторону незатейливого ностальгического рок-н-ролла — музыки вроде бы настолько понятной и привычной, что дальше некуда. Однако именно она и превратила музыканта в аутсайдера, все сольные записи которого часто принято упоминать лишь походя, будто они были лишь необязательным довеском к первому альбому The Modern Lovers.
Сольный Ричман — это, хоть и простая по методу, все-таки невероятно эксцентричная, странная, неуютная музыка вне времени и вне правил песенного жанра. Почти на каждом своем альбоме до 1996 года (исключение составляет лишь пластинка «Jonathan Goes Country», представляющая собой, натурально, кантри) Ричман беззастенчиво брал в оборот старообрядческий рок-н-ролл — но вместо того чтобы его эксплуатировать, устраивал его деконструкцию. Для жанра, в котором главнее всего сфокусированный плотный звук, он всегда был завзятым минималистом — оперировал лишь обозначающей ритм гитарой, чуть-чуть подчеркивающим мелодию басом, еле слышными барабанами и изредка срывался на излишества вроде саксофона или женских подпевок. Он всегда пытался разнообразить однотипные рок-н-ролльные мелодии, скрещивая их то с калипсо, то с какой-то африканской музыкой, то с регги — не случайно практически единственный хит в его сольной карьере назывался «Egyptian Reggae». Постоянный треп, восторженные выкрики, описания того, что сейчас в музыке будет происходить или происходит, которые Ричман то и дело вставлял в свои песни, как и чрезвычайно радостные интонации, с которыми он это все произносил, — все это очень далеко от похожих по модели, но очень просчитанных и неестественных монологов, присутствующих у многих артистов 50-х. Наконец, в песнях Ричмана всегда особую роль играли тексты — тексты, которые невозможно не заметить и в которые невозможно не влюбиться.
Ричман — один из немногих людей в поп-музыке, которых можно с полным правом называть поэтами. Он не Боб Дилан и не Леонард Коэн, он не давит метафорами и не практикует оголтелый символизм, его метод — очень прямое и вместе с тем точное описание сложных материй. Его конек — человечность, которая просвечивает тут в каждом слове, в каждом эпитете. Словно подчеркивая свои пуританские корни, Ричман часто повторял, что музыка не должна причинять вред ни самым маленьким, ни самым старым, — и всегда сочинял свои песни в полном соответствии с этой мантрой. В западной литературе его часто принято описывать словом «childlike», рисовать его по-детски непосредственным человеком — и это неслучайно: для детей он всегда писал ровно столько же, сколько и для взрослых. В репертуаре Ричмана — много песен вроде «Ice Cream Man», «Rockin’ Rockin’ Leprechauns», «Buzz Buzz Buzz» или «Chewing Gum Wrapper», несерьезных, отчасти копирующих старые комические хиты вроде «Monster Mash» и ориентированных в первую очередь на людей школьного и дошкольного возраста. Есть у него и две песни, исполняемые от лица ребенка, — пронзительная история про малыша «Not Yet Three», весь смысл которой сдержится в ключевой строчке «I’m stronger than you/You’re simply bigger than me», и гимн летним каникулам «I Have Come Out to Play», отстаивающий право мальчиков и девочек играть и веселиться как захочется. Ричмана никак не назовешь морализатором, но была у него и вещь «Walter Johnson», напрямую обращенная к детям и рассказывающая им о необычном примере для подражания: легендарном питчере бейсбольной команды «Вашингтон Сенаторс» Уолтере Джонсоне, одном из самых популярных людей своего поколения, никогда не позволявшем славе или деньгам встать выше скромного и учтивого отношения к людям.
Прекрасная съемка каталанского телевидения с концерта Ричмана в Барселоне в 1984 году. Она, помимо всего прочего, показывает отношение певца к детям: они, по требованию Ричмана, стоят в первых рядах — а песня «I'm a Little Dinosaur», кажется, исполнена специально для них. Обращаясь же ко взрослым, Ричман представал в двух принципиально разных образах. Первый — это Ричман-сатирик, который вроде бы пишет о всякой ерунде — джинсах, машинах и вечеринках, — но на самом деле очень тонко и смешно говорит об обществе, в котором живет. Образцово-показательный пример — великая песня «I Was Dancing in a Lesbian Bar» с альбома «I, Jonathan» 1992 года: в ней Ричман рассказывает о том, как вечером в пятницу шатался по клубам в поисках веселья — и смог его найти только в лесбийском баре, где все было ровно так, как нужно. Это, кажется, просто смешная и не наводящая ни на какие мысли байка — но, учитывая то, что на момент ее выхода о равных правах для представителей сексуальных меньшинств в США можно было только мечтать, сейчас «I Was Dancing in a Lesbian Bar» воспринимается как песня о толерантности. Была у Ричмана и небанальная критика вещизма («My Jeans» и «Dodge Veg-O-Matic», в которых протагонисты довольствуются вещами откровенно дешевыми и старомодными — вместо того чтобы охотиться за модой), и отличная песня о влиянии общественного мнения на повседневную жизнь («The Neighbours»), и завуалированный под анекдот призыв к равноправию полов («The Girl Stand Up to Me Now») — и прочее, и прочее.
Но все-таки самый частый и самый пронзительный образ Ричмана — это Ричман-романтик. Романтик, поддверженный ностальгии («That Summer Feeling», «The Fenway»), трогательно любящий природу и окружающий его мир («Summer Morning», «Twilight in Boston»), взахлеб рассказывающий истории о своих собственных героях («Vincent Van Gogh», «Velvet Underground») и мудрый, когда дело доходит до отношений («My Love Is a Flower», «Everyday Clothes»). В этой своей ипостаси Ричман заметно снижает градус идиотического или издевательского веселья своих песен — но никогда не доходит до откровенной меланхолии или депрессии; его основная интонация — это светлая грусть, не забывающая об исконной радости жизни. Доброта и нежность в данном случае — совсем не антонимы глубине и проникновенности: напротив, в некоторых своих строчках Ричман очень простыми словами умудряется выразить немыслимо многое. «You put this things apart and they’re not that appealing/You bring them together and it has that certain feeling», — поет он о ностальгии в «That Summer Feeling», и это самое точное описание сентиментальных воспоминаний о, казалось бы, пустяковых бытовых вещах, которое только можно себе вообразить.
В середине 90-х, правда, Ричман в песнях начал всерьез бороться с собственными демонами и отдаляться от мира — и на то были веские причины. Незадолго до выхода пластинки «Surrender to Jonathan» 1996 года он развелся — что, как видно из песен, было для него большим ударом: в песнях с многозначительными названиями «I Can’t Find My Best Friend» и «My Little Girl’s Got a Full Time Daddy Now» он еще не полностью сваливается в тоску, но уже относится к самому себе как-то чересчур зло. Его последние четыре альбома, начиная с записи «Her Mystery Not of High Heels and Eye Shadow», выпущенной в 2001-м, — это уже совсем минималистичная и закрытая музыка, в которой сохраняются прежняя легковесность и житейская мудрость, но исчезают фирменный юмор и юношеская ностальгия. Впрочем, всю свою печаль Ричман излил не в собственных песнях, а в чужих, первый раз в жизни спродюсировав и сыграв большую часть партий на альбоме другого музыканта. Музыкантом этом был Вик Чеснатт, бард-инвалид из Джорджии, исполнявший через боль песни о боли (о нем — отдельный разговор). Пластинка Чеснатта, записанная при помощи Ричмана, называлается «Skitter on a Take-Off» — и вышла она уже после того, как прикованный к инвалидной коляске певец принял фатальную дозу миорелаксантов перед Рождеством в 2009-м.
Вполне возможно, что проявившееся в последние годы желание Ричмана играть на маленьких концертных площадках вызвано еще и тем, что ему давно уже надоело даже то небольшое внимание, которое он получал в 80-х и 90-х. С другой стороны, эта попытка скрыться от собственного прошлого никак не отменяет того пресловутого желания быть собой, которое он всегда демонстрировал. Желания, которое однажды оказалось прямо-таки жутко непрактичным, которое, по всей видимости, потом аукнулось ему в болезненном разводе, которое заставляет его сейчас выпускать крайне тихие, незаметные и не достойные, на самом деле, особого внимания альбомы — но благодаря которому он тридцать или двадцать лет назад писал самые добрые, романтичные, эксцентричные и милые рок-н-ролльные песни на свете. Песни, аналогов которым нет и не предвидится, — потому что тщета всего сущего в конце концов настигает даже самого отъявленного романтика и потому что миру по большому счету не нужно больше, больше, еще больше вечеринок.
Hx4QhmyYLrExLAIMqNzS
Apr. 24th, 2019 02:43 pmЕсть музыка, которую хочется слушать, глядя по сторонам, на деревья, на дома и на людей. А есть музыка, которую слушаешь глядя себе исключительно под ноги, чтобы не отвлекаться на лишнее.
Вообще, я тут сейчас статью одну перепощщу. Она про музыканта. Редкого и малоизвестного. Мне нравится читать подобные вещи и пытаться почувствовать судьбу этих людей. Это сложно и получается не всегда и не полностью. Но сам процесс уносит тебя куда-то далеко, в какие-то параллельные миры, где никогда не был, и точно не будешь.
Past Perfect Джексон Си Фрэнк и хромая судьба. (автор: Александр Горбачев)
Коль скоро по соседству есть рубрика «Лучшие фильмы на свете», должна быть и про лучшую музыку на свете. Вот и заведем: под заголовком Past Perfect тут теперь будут спорадически появляться сообщения о хороших и важных записях и людях, не имеющих отношения к текущему процессу. Начнем с Джексона Си Фрэнка — человека, который писал одни из лучших песен под гитару в истории музыки и который прожил одну из самых чудовищных жизней, что можно себе представить.
Начало 60-х: карьера Джексона Си Фрэнка только начинается — но скоро уже закончится навсегда.
Прежде всего — это совершенно гениальные песни. Их совсем немного — полтора десятка, если брать официально оформленное наследие; в два раза больше, если брать все записи, что от автора остались вообще, — но почти все из них, стоит раз к ним прислушаться, остаются с тобой навсегда. В мире вообще не так много было и есть людей, которые умеют полностью высказать бытие, вооружившись одной акустической гитарой, — Дилан, Пол Саймон, Коэн, Ник Дрейк (который, к слову, не одну песню Фрэнка перепевал), Марк Козелек, Джейк Текрей, Эллиотт Смит; ряд можно продолжить, но по всем параметрам Джексон Си Фрэнк должен стоять в этом ряду на одном из первых мест. Это классик, безоговорочная величина, и, по идее, о нем вообще не должно быть смысла писать представляющий текст — как нет смысла пересказывать биографию Дилана. Однако ж то, что про Фрэнка, насколько я сумел найти, нет толком ни одного текста на русском — это в своем роде симптоматично; не для условных «нас» причем, а для биографии самого Джексона. И если для того, чтобы пережить эти песни, совершенно необязательно знать, кем был человек, их сочинивший, то для того, чтобы их понять, узнать о нем все-таки будет не лишним.
В 54-м, когда Джексону Си Фрэнку было 11 и он жил в маленьком городке Чиктовага в штате Нью-Йорк, в котельной, отапливающей его школу, произошел взрыв — и деревянная пристройка, где у класса, в котором он учился, был урок музыки (таких странных, как будто саркастических совпадений впоследствии будет немало в жизни музыканта), моментально заполыхала. 15 одноклассников Фрэнка сгорели, он остался жив. Его охваченную огнем спину забросали снегом; его тело было серьезно обожжено (лицо при этом почти не пострадало); он пролежал в больнице 7 месяцев — и с тех пор его всю жизнь сопровождала боль. Именно в эти семь месяцев Фрэнк научился играть на гитаре и решил стать музыкантом — и именно этот пожар навсегда остался для него самым страшным воспоминанием в жизни; именно из-за него у Фрэнка поломалась психика. К тому же через два года после пожара его мать отвезла Джексона в Грейслэнд, где Элвис, которого мальчик боготворил, не только пожал ему руку, но даже пригласил в дом и познакомил с родителями — и тут уж, видимо, Фрэнк все окончательно понял про свое предназначение.
Дальше все было, как обычно: Фрэнк переехал в Баффало и начал играть там по клубам с местными фолковыми и блюзовыми группами (в частности, у него был совместный ансамбль с Джоном Кеем, будущим лидером Steppenwolf) — но обычного в жизни Фрэнка было немного, и этот период быстро закончился. В 21 год он получил в свое распоряжение полную сумму государственной страховки за травмы, полученные при пожаре, — 80 тысяч долларов, несусветные по тем временам деньги. Начал кутить, купил машину, попутешествовал по стране — и вскоре сел на пароход «Королева Елизавета» и отправился в Англию. Из раннего добританского периода осталось всего лишь несколько кавер-версий народных песен с дикими помехами; скорее исторический документ, чем что-то еще.
Зачем Фрэнку нужна была Англия, версии расходятся — в биографии Джексона вообще немало темных пятен. По энциклопедическим данным, Фрэнк ехал в Лондон, чтобы погулять и приобрести новую красивую машину — а уже на месте обнаружил свингующую молодежь и влился в новую музыкальную жизнь. По словам его тогдашней девушки Кэтрин Хенри, он сорвался через океан за ней — их отношения стали очень нервными, она решила с ним порвать, купила билет на пароход и вознамерилась отправиться в Англию. Когда Джексон об этом узнал, он немедленно купил билет на тот же пароход себе. Надо сказать, что эта версия кажется куда более правдоподобной. Во всяком случае, принято считать за факт, что именно во время плавания на «Королеве Елизавете» Фрэнк написал свою первую и главную вещь, «Blues Run The Game», которую потом примеряли на себя полтора десятка важных людей, — и она совсем непохожа на сочинение человека, который едет с полным кошельком за новым автомобилем. Скорее уж — на песню человека, зависшего между двумя жизнями, и первая была не то чтобы очень, а вторая не факт, что будет лучше. Кэтрин вспоминает, что всю дорогу они с Фрэнком бесконечно напивались, — и про это в «Blues Run The Game» тоже есть.
Тем не менее, когда Фрэнк приехал в Англию, он действительно обнаружил перед собой свингующий Лондон — и неудивительно, что он окунулся в его жизнь так глубоко, как только мог: у него были деньги, у него был талант, а больше от него вряд ли что-то требовалось. Кэтрин через четыре месяца уехала (а еще через некоторое время сделала в Америке аборт), а Джексон остался — он был нужен Лондону, Лондон был нужен ему. Он перекрашивался в блондина, он ходил по городу в полосатом пиджаке, с котелком на голове и зонтом под мышкой. Он завел роман с Сэнди Дэнни и фактически выписал ей путевку в жизнь. Он снабжал деньгами промоутеров клуба Cousins, возивших в Лондон лучших людей нового американского фолка, и кормил там же бедствовавших Берта Янша и Джона Мартина. Он жил в одном доме с Полом Саймоном и Элом Стюартом — в доме девушки по имени Джудит Пайп, которая построила всю свою жизнь, помогая людям, нуждающимся в жилище. Он, видимо, был счастлив — хотя в воспоминаниях о тех временах Фрэнк все равно предстает человеком странноватым и не слишком компанейским. Он писал песни — и в 65-м под присмотром того же Саймона и при небольшом участии того же Стюарта записал свой первый и единственный альбом.
С записью тоже была странная история. С одной стороны, почти весь альбом сделан за несколько часов, с одного-двух дублей (при этом в песне «Milk and Honey» Фрэнк спел вместо «четыре сезона» «три» — так и осталось). С другой, в процессе выяснилось, что сидеть перед микрофоном за стеклом просто так Фрэнк не может. Он потребовал окружить себя со всех сторон белыми холстами, чтобы записывающие не могли его видеть; после того, как Саймон говорил заветное слово и нажимал на кнопку, обычно следовала трехминутная пауза — Джексон собирался с силами. В итоге получились 10 песен — и одна из лучших записей в жанре «человек, его гитара и его жизнь» в истории музыки. Формально говоря, альбом «Jackson C. Frank» вполне вписывается в череду канонических фолк-записей, которые в большом количестве повыходили в первой половине 60-х. Содержательно — содержательно это, по-моему, немного другое. У Фрэнка удивительный голос, который как будто жалеет тебя, не жалея себя; кажется, именно его во многом пытаются воспроизвести Хосе Гонзалес и прочие успокоительные барды — и у них не вполне получается, потому что за успокоением у Джексона всегда кроется бездна. У Фрэнка какой-то крайне спокойный, фатальный стиль игры — он почти не бьет по струнам, он перебирает и цепляет их так же бережно, как произносит слова. И внутренний мир у этих песен очень свой, и он, в общем, сводится к тому, что — все будет так, исхода нет. Если сравнивать с теми же Саймоном с Гарфанкелем — да, у них тоже есть эта печальная жизненная мудрость, но есть и чистая радость, молодость, надежда; и да, взгляд Дастина Хоффмана в финале «Выпускника» свидетельствует, что ничего хорошего, скорее всего, уже не будет, но все-таки пока они едут, и на крик матери «Уже поздно!» дочь еще может ответить: «Не для меня». Песни Джексона Си Фрэнка могли бы играть в голове у героя «Выпускника», если бы он обнаружил, что свадьба уже давно состоялась и ничего уже не изменить, — и если бы принял это как должное.
В Англии альбом Фрэнка оценили, в Америке приняли к сведению и взялись выпустить — и тут у Джексона начали кончаться деньги. Он пытался зарабатывать концертами, но этого не очень хватало, да и публика все больше предпочитала акустике электричество. Он попытался вернуться в Америку, но там пластинка совершенно не продавалась, и контракт с ним был разорван. Когда он вновь приехал в Англию, стало понятно, что с ним что-то не то. Вместо своих тихих песен на концертах он начал играть что-то громкое, агрессивное, бесформенное и невыносимое — для его привычной публики, по крайней мере. В репортажах писали, что по нему плачит кушетка у психоаналитика; у него началась депрессия. Он снова уехал в Америку, где жил на роялти и пособия. Женился на бывшей английской модели (ее, кстати, звали Элейн — прямо как героиню того же «Выпускника»). У них родился сын, а позже дочь. Когда сын вскоре умер от кистозного фиброза, Фрэнку стало совсем плохо — и его поместили в психиатрическую клинику.
«Песни Джексона Си Фрэнка могли бы играть в голове у героя «Выпускника», если бы он обнаружил, что свадьба уже давно состоялась и ничего уже не изменить, — и если бы принял это, как должное»
Сведения про то, что с ним было в последующие 20 лет, во-первых, немногочисленны, а во-вторых, разнятся — оно и понятно: в начале 70-х прошел слух, что Фрэнк умер, и многие поверили. Он лежал в психушке. Выходил оттуда. Жил с родителями. Жил в Вудстоке в одном доме с вернувшимся из Вьетнама инвалидом, у которого тоже было не все в порядке с душевным здоровьем и который выгнал Джексона, когда он перестал платить, а потом встретил Фрэнка на улице обросшего и замерзшего — и пустил обратно. Достоверно известно, что где-то в середине 70-х он взял себя в руки и начал записывать второй альбом — но когда понес песни на лейблы, там ему отказали, мотивировав это тем, что такую музыку никто не покупает. Может, они и были правы. От той записи осталось пять вещей; все совершенно невероятные — и еще более горькие и неизбывные, чем первый альбом.
Депрессия и травмы, полученные от пожара, снова взяли свое — и Фрэнк опять угодил в больницу. А потом опять переехал к родителям. А потом в 84-м, когда его мать легла в больницу на операцию, отправился в Нью-Йорк на поиски старого друга Пола Саймона. К тому моменту, когда мать вернулась домой, Джексон уехал, не оставив никаких контактов. Сначала ей приходили банковские отчеты из Баффало. Когда перестали — она решила, что ее сын мертв. На самом деле, до Нью-Йорка Фрэнк добрался — но к тому моменту у него опять кончились деньги, и он стал бомжевать. Время от времени его забирали на лечение в клинику, время от времени выпускали — и он жил на улицах, получая горячий чай и одеяла от сердобольных пакистанцев, роясь в мусорках и сдавая найденное скупщикам.
Но и на этом все не кончилось. В 70-х, иногда бывая в Вудстоке и пытаясь хоть что-то заработать, Джексон сдавал пластинки из своей коллекции в местный магазин винила. В 83-м одну из них — альбом Эла Стюарта с дарственной надписью Фрэнку — нашел местный коллекционер Джим Эббот. Хозяин магазина ничего про пластинку не знал, кроме того, что ее принес какой-то оборванец, — но Джим этот случай запомнил. А через несколько лет выяснилось, что их общий с Фрэнком знакомый получил от музыканта письмо с вопросом, не найдется ли в Вудстоке места, где он мог бы поселиться, — и Эббот решил помочь. Правда, перед отъездом из Нью-Йорка с Фрэнком случилось еще одно происшествие (и опять — будто бы над ним кто-то сверху решил поиздеваться): где-то в Квинсе кто-то выстрелил ему в голову — то ли случайно, то ли специально, — и попал в левый глаз, да так, что пулю без риска для жизни вытащить было невозможно. В Вудсток музыкант приехал еще и полуослепшим.
«Он был похож на человека-слона, — вспоминал потом Эбботт. — И с собой у него был только порванный старый портфель и сломанные очки». Фрэнк весил 130 килограммов, его гитару в принципе было невозможно настроить. Он поселился в однокомнатной квартире в Вудстоке и прожил там еще несколько спокойных лет — возможно, единственных спокойных лет своей жизни. Более того: он даже кое-что записал на домашнюю аппаратуру. И это, конечно, совсем уже песни мертвого человека; и поразительно слышать, как почерствел, огрубел, сбился его когда-то чистейший голос — но и среди этих вещей есть несколько сочинений высшего порядка.
На этом уже действительно конец. С одной стороны, странно, что с такой-то невероятной судьбой и такими-то песнями про Фрэнка до сих пор не сняли байопик. А с другой стороны, совершенно не странно. Потому что байопик — он все-таки предполагает какой-то героизм и какой-то торжественный финал. А в жизни Джексона ничего героического не было — не сказать даже, что в итоге к Фрэнку пришла заслуженная слава; да нет, не пришла. Просто жил-был человек, которому с детских лет было больно и плохо, который иногда писал песни, который мыкался, скитался, сходил с ума, пережил все, что можно пережить, и даже больше — и в конце концов умер в одиночестве в своей последней квартире от пневмонии и остановки сердца в марте 99-го. И все. Титры — и никакого послесловия, и никакого искупления.
Впрочем, прежде всего — это совершенно гениальные песни.
Вообще, я тут сейчас статью одну перепощщу. Она про музыканта. Редкого и малоизвестного. Мне нравится читать подобные вещи и пытаться почувствовать судьбу этих людей. Это сложно и получается не всегда и не полностью. Но сам процесс уносит тебя куда-то далеко, в какие-то параллельные миры, где никогда не был, и точно не будешь.
Past Perfect Джексон Си Фрэнк и хромая судьба. (автор: Александр Горбачев)
Коль скоро по соседству есть рубрика «Лучшие фильмы на свете», должна быть и про лучшую музыку на свете. Вот и заведем: под заголовком Past Perfect тут теперь будут спорадически появляться сообщения о хороших и важных записях и людях, не имеющих отношения к текущему процессу. Начнем с Джексона Си Фрэнка — человека, который писал одни из лучших песен под гитару в истории музыки и который прожил одну из самых чудовищных жизней, что можно себе представить.
Начало 60-х: карьера Джексона Си Фрэнка только начинается — но скоро уже закончится навсегда.
Прежде всего — это совершенно гениальные песни. Их совсем немного — полтора десятка, если брать официально оформленное наследие; в два раза больше, если брать все записи, что от автора остались вообще, — но почти все из них, стоит раз к ним прислушаться, остаются с тобой навсегда. В мире вообще не так много было и есть людей, которые умеют полностью высказать бытие, вооружившись одной акустической гитарой, — Дилан, Пол Саймон, Коэн, Ник Дрейк (который, к слову, не одну песню Фрэнка перепевал), Марк Козелек, Джейк Текрей, Эллиотт Смит; ряд можно продолжить, но по всем параметрам Джексон Си Фрэнк должен стоять в этом ряду на одном из первых мест. Это классик, безоговорочная величина, и, по идее, о нем вообще не должно быть смысла писать представляющий текст — как нет смысла пересказывать биографию Дилана. Однако ж то, что про Фрэнка, насколько я сумел найти, нет толком ни одного текста на русском — это в своем роде симптоматично; не для условных «нас» причем, а для биографии самого Джексона. И если для того, чтобы пережить эти песни, совершенно необязательно знать, кем был человек, их сочинивший, то для того, чтобы их понять, узнать о нем все-таки будет не лишним.
В 54-м, когда Джексону Си Фрэнку было 11 и он жил в маленьком городке Чиктовага в штате Нью-Йорк, в котельной, отапливающей его школу, произошел взрыв — и деревянная пристройка, где у класса, в котором он учился, был урок музыки (таких странных, как будто саркастических совпадений впоследствии будет немало в жизни музыканта), моментально заполыхала. 15 одноклассников Фрэнка сгорели, он остался жив. Его охваченную огнем спину забросали снегом; его тело было серьезно обожжено (лицо при этом почти не пострадало); он пролежал в больнице 7 месяцев — и с тех пор его всю жизнь сопровождала боль. Именно в эти семь месяцев Фрэнк научился играть на гитаре и решил стать музыкантом — и именно этот пожар навсегда остался для него самым страшным воспоминанием в жизни; именно из-за него у Фрэнка поломалась психика. К тому же через два года после пожара его мать отвезла Джексона в Грейслэнд, где Элвис, которого мальчик боготворил, не только пожал ему руку, но даже пригласил в дом и познакомил с родителями — и тут уж, видимо, Фрэнк все окончательно понял про свое предназначение.
Дальше все было, как обычно: Фрэнк переехал в Баффало и начал играть там по клубам с местными фолковыми и блюзовыми группами (в частности, у него был совместный ансамбль с Джоном Кеем, будущим лидером Steppenwolf) — но обычного в жизни Фрэнка было немного, и этот период быстро закончился. В 21 год он получил в свое распоряжение полную сумму государственной страховки за травмы, полученные при пожаре, — 80 тысяч долларов, несусветные по тем временам деньги. Начал кутить, купил машину, попутешествовал по стране — и вскоре сел на пароход «Королева Елизавета» и отправился в Англию. Из раннего добританского периода осталось всего лишь несколько кавер-версий народных песен с дикими помехами; скорее исторический документ, чем что-то еще.
Зачем Фрэнку нужна была Англия, версии расходятся — в биографии Джексона вообще немало темных пятен. По энциклопедическим данным, Фрэнк ехал в Лондон, чтобы погулять и приобрести новую красивую машину — а уже на месте обнаружил свингующую молодежь и влился в новую музыкальную жизнь. По словам его тогдашней девушки Кэтрин Хенри, он сорвался через океан за ней — их отношения стали очень нервными, она решила с ним порвать, купила билет на пароход и вознамерилась отправиться в Англию. Когда Джексон об этом узнал, он немедленно купил билет на тот же пароход себе. Надо сказать, что эта версия кажется куда более правдоподобной. Во всяком случае, принято считать за факт, что именно во время плавания на «Королеве Елизавете» Фрэнк написал свою первую и главную вещь, «Blues Run The Game», которую потом примеряли на себя полтора десятка важных людей, — и она совсем непохожа на сочинение человека, который едет с полным кошельком за новым автомобилем. Скорее уж — на песню человека, зависшего между двумя жизнями, и первая была не то чтобы очень, а вторая не факт, что будет лучше. Кэтрин вспоминает, что всю дорогу они с Фрэнком бесконечно напивались, — и про это в «Blues Run The Game» тоже есть.
Тем не менее, когда Фрэнк приехал в Англию, он действительно обнаружил перед собой свингующий Лондон — и неудивительно, что он окунулся в его жизнь так глубоко, как только мог: у него были деньги, у него был талант, а больше от него вряд ли что-то требовалось. Кэтрин через четыре месяца уехала (а еще через некоторое время сделала в Америке аборт), а Джексон остался — он был нужен Лондону, Лондон был нужен ему. Он перекрашивался в блондина, он ходил по городу в полосатом пиджаке, с котелком на голове и зонтом под мышкой. Он завел роман с Сэнди Дэнни и фактически выписал ей путевку в жизнь. Он снабжал деньгами промоутеров клуба Cousins, возивших в Лондон лучших людей нового американского фолка, и кормил там же бедствовавших Берта Янша и Джона Мартина. Он жил в одном доме с Полом Саймоном и Элом Стюартом — в доме девушки по имени Джудит Пайп, которая построила всю свою жизнь, помогая людям, нуждающимся в жилище. Он, видимо, был счастлив — хотя в воспоминаниях о тех временах Фрэнк все равно предстает человеком странноватым и не слишком компанейским. Он писал песни — и в 65-м под присмотром того же Саймона и при небольшом участии того же Стюарта записал свой первый и единственный альбом.
С записью тоже была странная история. С одной стороны, почти весь альбом сделан за несколько часов, с одного-двух дублей (при этом в песне «Milk and Honey» Фрэнк спел вместо «четыре сезона» «три» — так и осталось). С другой, в процессе выяснилось, что сидеть перед микрофоном за стеклом просто так Фрэнк не может. Он потребовал окружить себя со всех сторон белыми холстами, чтобы записывающие не могли его видеть; после того, как Саймон говорил заветное слово и нажимал на кнопку, обычно следовала трехминутная пауза — Джексон собирался с силами. В итоге получились 10 песен — и одна из лучших записей в жанре «человек, его гитара и его жизнь» в истории музыки. Формально говоря, альбом «Jackson C. Frank» вполне вписывается в череду канонических фолк-записей, которые в большом количестве повыходили в первой половине 60-х. Содержательно — содержательно это, по-моему, немного другое. У Фрэнка удивительный голос, который как будто жалеет тебя, не жалея себя; кажется, именно его во многом пытаются воспроизвести Хосе Гонзалес и прочие успокоительные барды — и у них не вполне получается, потому что за успокоением у Джексона всегда кроется бездна. У Фрэнка какой-то крайне спокойный, фатальный стиль игры — он почти не бьет по струнам, он перебирает и цепляет их так же бережно, как произносит слова. И внутренний мир у этих песен очень свой, и он, в общем, сводится к тому, что — все будет так, исхода нет. Если сравнивать с теми же Саймоном с Гарфанкелем — да, у них тоже есть эта печальная жизненная мудрость, но есть и чистая радость, молодость, надежда; и да, взгляд Дастина Хоффмана в финале «Выпускника» свидетельствует, что ничего хорошего, скорее всего, уже не будет, но все-таки пока они едут, и на крик матери «Уже поздно!» дочь еще может ответить: «Не для меня». Песни Джексона Си Фрэнка могли бы играть в голове у героя «Выпускника», если бы он обнаружил, что свадьба уже давно состоялась и ничего уже не изменить, — и если бы принял это как должное.
В Англии альбом Фрэнка оценили, в Америке приняли к сведению и взялись выпустить — и тут у Джексона начали кончаться деньги. Он пытался зарабатывать концертами, но этого не очень хватало, да и публика все больше предпочитала акустике электричество. Он попытался вернуться в Америку, но там пластинка совершенно не продавалась, и контракт с ним был разорван. Когда он вновь приехал в Англию, стало понятно, что с ним что-то не то. Вместо своих тихих песен на концертах он начал играть что-то громкое, агрессивное, бесформенное и невыносимое — для его привычной публики, по крайней мере. В репортажах писали, что по нему плачит кушетка у психоаналитика; у него началась депрессия. Он снова уехал в Америку, где жил на роялти и пособия. Женился на бывшей английской модели (ее, кстати, звали Элейн — прямо как героиню того же «Выпускника»). У них родился сын, а позже дочь. Когда сын вскоре умер от кистозного фиброза, Фрэнку стало совсем плохо — и его поместили в психиатрическую клинику.
«Песни Джексона Си Фрэнка могли бы играть в голове у героя «Выпускника», если бы он обнаружил, что свадьба уже давно состоялась и ничего уже не изменить, — и если бы принял это, как должное»
Сведения про то, что с ним было в последующие 20 лет, во-первых, немногочисленны, а во-вторых, разнятся — оно и понятно: в начале 70-х прошел слух, что Фрэнк умер, и многие поверили. Он лежал в психушке. Выходил оттуда. Жил с родителями. Жил в Вудстоке в одном доме с вернувшимся из Вьетнама инвалидом, у которого тоже было не все в порядке с душевным здоровьем и который выгнал Джексона, когда он перестал платить, а потом встретил Фрэнка на улице обросшего и замерзшего — и пустил обратно. Достоверно известно, что где-то в середине 70-х он взял себя в руки и начал записывать второй альбом — но когда понес песни на лейблы, там ему отказали, мотивировав это тем, что такую музыку никто не покупает. Может, они и были правы. От той записи осталось пять вещей; все совершенно невероятные — и еще более горькие и неизбывные, чем первый альбом.
Депрессия и травмы, полученные от пожара, снова взяли свое — и Фрэнк опять угодил в больницу. А потом опять переехал к родителям. А потом в 84-м, когда его мать легла в больницу на операцию, отправился в Нью-Йорк на поиски старого друга Пола Саймона. К тому моменту, когда мать вернулась домой, Джексон уехал, не оставив никаких контактов. Сначала ей приходили банковские отчеты из Баффало. Когда перестали — она решила, что ее сын мертв. На самом деле, до Нью-Йорка Фрэнк добрался — но к тому моменту у него опять кончились деньги, и он стал бомжевать. Время от времени его забирали на лечение в клинику, время от времени выпускали — и он жил на улицах, получая горячий чай и одеяла от сердобольных пакистанцев, роясь в мусорках и сдавая найденное скупщикам.
Но и на этом все не кончилось. В 70-х, иногда бывая в Вудстоке и пытаясь хоть что-то заработать, Джексон сдавал пластинки из своей коллекции в местный магазин винила. В 83-м одну из них — альбом Эла Стюарта с дарственной надписью Фрэнку — нашел местный коллекционер Джим Эббот. Хозяин магазина ничего про пластинку не знал, кроме того, что ее принес какой-то оборванец, — но Джим этот случай запомнил. А через несколько лет выяснилось, что их общий с Фрэнком знакомый получил от музыканта письмо с вопросом, не найдется ли в Вудстоке места, где он мог бы поселиться, — и Эббот решил помочь. Правда, перед отъездом из Нью-Йорка с Фрэнком случилось еще одно происшествие (и опять — будто бы над ним кто-то сверху решил поиздеваться): где-то в Квинсе кто-то выстрелил ему в голову — то ли случайно, то ли специально, — и попал в левый глаз, да так, что пулю без риска для жизни вытащить было невозможно. В Вудсток музыкант приехал еще и полуослепшим.
«Он был похож на человека-слона, — вспоминал потом Эбботт. — И с собой у него был только порванный старый портфель и сломанные очки». Фрэнк весил 130 килограммов, его гитару в принципе было невозможно настроить. Он поселился в однокомнатной квартире в Вудстоке и прожил там еще несколько спокойных лет — возможно, единственных спокойных лет своей жизни. Более того: он даже кое-что записал на домашнюю аппаратуру. И это, конечно, совсем уже песни мертвого человека; и поразительно слышать, как почерствел, огрубел, сбился его когда-то чистейший голос — но и среди этих вещей есть несколько сочинений высшего порядка.
На этом уже действительно конец. С одной стороны, странно, что с такой-то невероятной судьбой и такими-то песнями про Фрэнка до сих пор не сняли байопик. А с другой стороны, совершенно не странно. Потому что байопик — он все-таки предполагает какой-то героизм и какой-то торжественный финал. А в жизни Джексона ничего героического не было — не сказать даже, что в итоге к Фрэнку пришла заслуженная слава; да нет, не пришла. Просто жил-был человек, которому с детских лет было больно и плохо, который иногда писал песни, который мыкался, скитался, сходил с ума, пережил все, что можно пережить, и даже больше — и в конце концов умер в одиночестве в своей последней квартире от пневмонии и остановки сердца в марте 99-го. И все. Титры — и никакого послесловия, и никакого искупления.
Впрочем, прежде всего — это совершенно гениальные песни.
iy49jtANoCKVl1Dep7LJ
Apr. 1st, 2019 09:47 amХочу рассказать про еще одного режиссера. Хирокадзу Корээда. Японец на этот раз. И точно так же, как и у Ли Чхан Дона(ну, вы помните, да?), все его фильмы невероятно хороши. Большинство из которых затрагивают тему семьи. Взаимоотношения детей и родителей, просто людей, случайно попавших в семью. Их переживания и чувства. Очень много трогательных моментов: иногда они печальные, иногда наоборот.
Всецело рекомендую к просмотру. Корээда - очень хорош.
Всецело рекомендую к просмотру. Корээда - очень хорош.
f1OGahgiTTlxhBl6ixkj
Mar. 18th, 2019 10:12 amНадо, наверное, написать немного про Ингмара Бергмана. Посмотрел я какое-то количество его фильмов. Ну, самые основные. И, наверное, могу сделать какой-то вывод. Если вкратце, то Бергман – не мое. Потому что это воистину артхаус. Для меня слишком сложное кино. Я просто не могу понять, даже если сильно задумываюсь. Несколько фильмов были попроще – и вот они более-менее ничего зашли.
Но, спору нет, у Бергмана свой стиль, и очень сильное кино. Я за собой заметил, что какой бы его фильм не смотрел – то непременно глубоко погружался в полотно картины (йопта). Короче, затягивает и отключает от действительности. И даже если ничего не понятно, то ты все равно забываешь обо всем и как загипнотизированный смотришь. Иногда мурашки, иногда холодок пробегает. Всё это положительные моменты. А, и еще хронометраж – не более 100 минут – и это прекрасно.
И еще раз повторюсь. Баргман – не мое, совсем не в моем вкусе. И я не получаю удовольствие от просмотра его фильмов. Такие дела.
Но, спору нет, у Бергмана свой стиль, и очень сильное кино. Я за собой заметил, что какой бы его фильм не смотрел – то непременно глубоко погружался в полотно картины (йопта). Короче, затягивает и отключает от действительности. И даже если ничего не понятно, то ты все равно забываешь обо всем и как загипнотизированный смотришь. Иногда мурашки, иногда холодок пробегает. Всё это положительные моменты. А, и еще хронометраж – не более 100 минут – и это прекрасно.
И еще раз повторюсь. Баргман – не мое, совсем не в моем вкусе. И я не получаю удовольствие от просмотра его фильмов. Такие дела.
drXG6REdyUPrljCLhLiI
Mar. 14th, 2019 09:59 amВ начале 2000-х мне было 15-17 лет и я слушал Металлику. Теперь мне намного больше и сегодня утром я слушаю Маршала Мэтерса, если вы понимаете о чем я.
Вчера совершенно внезапно решил, что надо бы его послушать, пока живой еще. Чтобы не получилось как обычно. Ну типа: Кит Флинт выпилился - прослушивание Продиджей увеличилось в три раза. Я не в мэйнстриме и не горцую на волне хайпа, йо.
Вчера совершенно внезапно решил, что надо бы его послушать, пока живой еще. Чтобы не получилось как обычно. Ну типа: Кит Флинт выпилился - прослушивание Продиджей увеличилось в три раза. Я не в мэйнстриме и не горцую на волне хайпа, йо.
WvTDD3sgiHMAQUSybAdy
Mar. 13th, 2019 06:04 pmВечером еще ничего, но вот по утрам от снега уже начинает подташнивать.
vsx6IJfziiHQSG9Hn8uZ
Feb. 26th, 2019 05:39 pmОскары вручили. Хоть я еще и не все фильмы посмотрел из номинантов, но вроде бы все довольно предсказуемо. Удивления не вызвало ни одно решение.
Отдельно хочется написать о "Богемской рапсодии". Посмотрел на днях. И фильм мне не понравился. Не поймите меня неправильно, я не зажрался и не говорю, что фильм отстойный. Нет. Не отстой, но он очень слабый с точки зрения сценария. Прямо вот ооооочень слабый. Как будто надергали фактов из википедии, перемешали их немного во времени и вывалили на зрителя. Все очень топорно, грубо и неэлегантно совсем. Конфликты прямолинейные и не очень то вытекающий из сюжета. Герои однобокие. Обычно в хороших фильмах, как и в жизни, герои разноплановые. Это может быть злодей, но с некоторыми положительными чертами. Или хороший персонаж с отрицательными. В "Рапсодии" этого нет.
Кстати, по-моему, довольно очевидно, что к фильму руку приложили Мэй и Тэйлор. Выперли из фильма Барона Коэна, наверняка сгладили углы и все такое. Ну я не буду об этом писать. Кому интересно, это легко найти в интернете. Эти действия не пошли на пользу фильму. Он стал поверхностным таким, вылизанным, и очень далеким от реальности.
Радует, что не я один так думаю. На кинопоиске в отзывах много подобных рецензий. И это хорошо, и это справедливо. Но особенно меня радую те, кто пишет, что этот фильм точно понравится, если вы истинный фанат Queen. Штоэ?! Как раз таки все наоборот. Если вы фанат, то наверняка неплохо знаете историю группы. Поэтому кино, мягко говоря, оставит неоднозначное впечатление.
Короче, очень слабая режиссерская работа. Ну а на счет победы в номинациях за музыку и звук - так кто же тогда иначе, если не "Богемская рапсодия"?
Что же касается самого Рами Малека - то у меня к нему претензий нет. Парень старался. Наверное, он даже молодец. Очень сложный образ на себя примерил. Но раскрыть его не смог. Да это было и невозможно в жестких рамках этого фильма.
P.S. Надо еще "Зеленую книгу" посмотреть.
Отдельно хочется написать о "Богемской рапсодии". Посмотрел на днях. И фильм мне не понравился. Не поймите меня неправильно, я не зажрался и не говорю, что фильм отстойный. Нет. Не отстой, но он очень слабый с точки зрения сценария. Прямо вот ооооочень слабый. Как будто надергали фактов из википедии, перемешали их немного во времени и вывалили на зрителя. Все очень топорно, грубо и неэлегантно совсем. Конфликты прямолинейные и не очень то вытекающий из сюжета. Герои однобокие. Обычно в хороших фильмах, как и в жизни, герои разноплановые. Это может быть злодей, но с некоторыми положительными чертами. Или хороший персонаж с отрицательными. В "Рапсодии" этого нет.
Кстати, по-моему, довольно очевидно, что к фильму руку приложили Мэй и Тэйлор. Выперли из фильма Барона Коэна, наверняка сгладили углы и все такое. Ну я не буду об этом писать. Кому интересно, это легко найти в интернете. Эти действия не пошли на пользу фильму. Он стал поверхностным таким, вылизанным, и очень далеким от реальности.
Радует, что не я один так думаю. На кинопоиске в отзывах много подобных рецензий. И это хорошо, и это справедливо. Но особенно меня радую те, кто пишет, что этот фильм точно понравится, если вы истинный фанат Queen. Штоэ?! Как раз таки все наоборот. Если вы фанат, то наверняка неплохо знаете историю группы. Поэтому кино, мягко говоря, оставит неоднозначное впечатление.
Короче, очень слабая режиссерская работа. Ну а на счет победы в номинациях за музыку и звук - так кто же тогда иначе, если не "Богемская рапсодия"?
Что же касается самого Рами Малека - то у меня к нему претензий нет. Парень старался. Наверное, он даже молодец. Очень сложный образ на себя примерил. Но раскрыть его не смог. Да это было и невозможно в жестких рамках этого фильма.
P.S. Надо еще "Зеленую книгу" посмотреть.
qXlAwk967ZSYpM23wiEA
Feb. 8th, 2019 04:52 pmТак. Надо не забывать писать.
Под действием непреодолимой силы начал смотреть Ингмара Бергмана. Вчера это был фильм «Шепоты и крики». Пока воздержусь от высказывания мнения о самом режиссере, потому что мало еще посмотрено. Естественно, одного фильма недостаточно. Что касается самого кино – то фильм смотрится довольно тяжело. Снаружи сюжет видится довольно банальным, но внутри под этой оболочкой скрываются сложные взаимоотношения между людьми, с очень разной палитрой чувств. Кстати, в тему палитры – кадры в фильме мне иногда напоминали картины голландских художников не буду врать какой эпохи (может возрождения), к тому же все действия разворачиваются в старомодном поместье, со старой и монументальной мебелью, и соответствующими интерьерами. Еще иногда пробирают до мурашек некоторые моменты. Вот многие говорят, что такое должно было быть в «Сиянии» Кубрика. Но конкретно в этом фильме у Бергмана я почувствовал это гораздо сильнее. Наверное, это сильное кино, но не для меня. Я не люблю такие фильмы. Они напрягают, они грузят, плюс слишком сложны для понимания в том плане, что хотел сказать автор. Я этого не понял. В общем, наблюдение продолжаю.
Недавно в метро рядом со мной стоял, уже пожалуй, пожилой мужчина и от него сильно пахло старым каким-то советским одеколоном. Так пахло от деда, когда он собирался, так сказать, выйти в город. Я все это пишу с положительной точки зрения. Очень такой ностальгичный запах. Как будто я совсем еще мелкий, лето, солнце и беззаботность – вот как-то так.
Под действием непреодолимой силы начал смотреть Ингмара Бергмана. Вчера это был фильм «Шепоты и крики». Пока воздержусь от высказывания мнения о самом режиссере, потому что мало еще посмотрено. Естественно, одного фильма недостаточно. Что касается самого кино – то фильм смотрится довольно тяжело. Снаружи сюжет видится довольно банальным, но внутри под этой оболочкой скрываются сложные взаимоотношения между людьми, с очень разной палитрой чувств. Кстати, в тему палитры – кадры в фильме мне иногда напоминали картины голландских художников не буду врать какой эпохи (может возрождения), к тому же все действия разворачиваются в старомодном поместье, со старой и монументальной мебелью, и соответствующими интерьерами. Еще иногда пробирают до мурашек некоторые моменты. Вот многие говорят, что такое должно было быть в «Сиянии» Кубрика. Но конкретно в этом фильме у Бергмана я почувствовал это гораздо сильнее. Наверное, это сильное кино, но не для меня. Я не люблю такие фильмы. Они напрягают, они грузят, плюс слишком сложны для понимания в том плане, что хотел сказать автор. Я этого не понял. В общем, наблюдение продолжаю.
Недавно в метро рядом со мной стоял, уже пожалуй, пожилой мужчина и от него сильно пахло старым каким-то советским одеколоном. Так пахло от деда, когда он собирался, так сказать, выйти в город. Я все это пишу с положительной точки зрения. Очень такой ностальгичный запах. Как будто я совсем еще мелкий, лето, солнце и беззаботность – вот как-то так.
cxjPdTbG3CN2mHdzV2o3
Jan. 28th, 2019 10:25 amРешил тут на выходных культурой напитаться. На прошлой неделе еще билеты купил. Концерт в оранжерее ботанического сада МГУ, что на проспекте мира. Антураж, красота, растения и полумрак. Духовой секстет с контрабасом. Произведения Моцарта, Баха и Гайдна. Должно было быть просто опупительно судя по описанию, да? Но на деле – халтура халтурой. Во-первых, организация плохая: места мало, стулья расставлены рядами очень плотно, до нужного места не пройти, на полу три сантиметра пыли. Ну да ладно, фиг с ней с организацией. Во-вторых, ансамбль откровенно схалтурил. Да, они играли Моцарта и Гайдна, но какие-то несерьезные произведения, как они сами рассказали – это музыка которая игралась на приемах, перед охотой и т.п. Короче, просто фоновая такая музыка. Мне не понравилась. Я не супер знаток классики, но вообще ничего не почувствовал. Ее не получалось воспринимать серьезно. Реально как просто фоновая музыка. К самому исполнению у меня претензий нет, ибо я не разбираюсь настолько. Но чисто на уровне ощущений, мне не хватало каких-то высоких звуков, типа скрипочки, да и ритма как-то маловато. Но и это еще не все. Ансамбль назывался кажется Simple Music. Они сыграли всего 40 минут, причем последнюю композицию – одну из тех, которые уже играли. Говорит: «Ну а напоследок мы сыграем композицию, которую вы уже слышали недавно». Я такой про себя: «Чо!?». Билет, к слову, стоил не так уж дешево. Что в итоге? В эту оранжерею я больше на концерты не пойду, а они там часто проходят, и вам не советую. Скорее всего, там во многих случаях, мягко говоря, халтура. Ну и классическая живая музыка, наверное, все же не для меня. Надо попробовать на джаз какой-нибудь походить, но не на концертные площадки, а в бары какие-нибудь.
Сегодня, кстати, слушаю acid jazz. Это такой джаз, который довольно сильно замешан с электроникой. Иногда мне нравится, да и с этим жанром у меня очень теплые ностальгические воспоминания связаны. Уже тыщу раз об этом писал, но и еще раз напишу. В самом конце пятого курса, когда уже диплом был защищен и оставалось получить только саму корочку. Июль, очень жарко. Я жил на 9 этаже в общаге и надо мной была только плита бетона и небо. Солнце нагревало ее, и в комнате была дикая жара. Помню как мочил под краном футболку, надевал ее, сам ложился на пол и слушал в наушниках acid jazz. Это прекрасная музыка для тела и для плавящегося мозга. Но как я выяснил сегодня утром, и зимой она заходит весьма неплохо. Она более атмосферная, чем простой джаз, и лучше обволакивает внутри, что ли.
Сегодня, кстати, слушаю acid jazz. Это такой джаз, который довольно сильно замешан с электроникой. Иногда мне нравится, да и с этим жанром у меня очень теплые ностальгические воспоминания связаны. Уже тыщу раз об этом писал, но и еще раз напишу. В самом конце пятого курса, когда уже диплом был защищен и оставалось получить только саму корочку. Июль, очень жарко. Я жил на 9 этаже в общаге и надо мной была только плита бетона и небо. Солнце нагревало ее, и в комнате была дикая жара. Помню как мочил под краном футболку, надевал ее, сам ложился на пол и слушал в наушниках acid jazz. Это прекрасная музыка для тела и для плавящегося мозга. Но как я выяснил сегодня утром, и зимой она заходит весьма неплохо. Она более атмосферная, чем простой джаз, и лучше обволакивает внутри, что ли.
43mbKeco7NT4vHg9KYqd
Jan. 21st, 2019 10:12 amНенавижу, ска, понедельники. Да еще и со вчерашнего вечера очень тяжелый осадок остался. Это я продолжаю смотреть фильмы Ли Чхан Дона, на этот раз «Тайное сияние». Сразу скажу, что кино, естественно, отличное, но понравилось мне меньше «Поэзии» и даже меньше чем «Оазис». Опять бесконечно трагичная история и сильные переживания. Но в конце очень тяжелое послевкусие, что-то давящее внутри остается. Хотя, возможно, автор и хотел оставить какой-то светлый посыл в конце, когда главная героиня обрезает волосы и они на ветру уносятся куда-то в сторону. Ну, типа, старое унесется ветром времени и все такое, время лечит бла бла бла. Я не знаю, это я додумываю. Но я не смог где-то на уровне чувств зафиксироваться на этом. У меня зафиксировалась полная безысходность и обреченность. Забавно, и у Ли Чхан-дона так всегда, что весь трагизм разворачивается обычно в красочных декорациях: маленький уютный городок, лето солнце, цветы и яркие цвета. А не так, как любят в Голливуде делать: мол если это драма, то давайте все ручки выкрутим в сторону серо-синего оттенка.
В «Тайном сиянии», в отличие от остальных фильмов этого корейского режиссера, многое непонятно. Тут сюжетные переплетения настолько сложные, что я совсем не понял некоторые из них. А совершенно очевидно, что автор что-то в них вкладывает. С одной стороны, это, наверное, хорошо, но с другой – слишком многое отдается на откуп зрителю, мол додумывайте сами. Нет, я люблю подумать над смыслом, но автор для этого должен оставить зрителю хотя бы несколько направлений, в которые углубляться. А тут же, если такие направления и были даны, то уж очень они иллюзорны.
Но, несомненно, Ли Чхан-дон – крутой режиссер.
В «Тайном сиянии», в отличие от остальных фильмов этого корейского режиссера, многое непонятно. Тут сюжетные переплетения настолько сложные, что я совсем не понял некоторые из них. А совершенно очевидно, что автор что-то в них вкладывает. С одной стороны, это, наверное, хорошо, но с другой – слишком многое отдается на откуп зрителю, мол додумывайте сами. Нет, я люблю подумать над смыслом, но автор для этого должен оставить зрителю хотя бы несколько направлений, в которые углубляться. А тут же, если такие направления и были даны, то уж очень они иллюзорны.
Но, несомненно, Ли Чхан-дон – крутой режиссер.
Ia3gSuljJdlWtuamE6ZG
Jan. 18th, 2019 12:20 pmНасколько же люди тупые. Ну вот прямо пиздец насколько много тупиц. И я сейчас говорю не вообще обо всех, а лишь о тех, которые якобы считают себя умными. Но на самом деле нет. Я кагбэ тоже не эталон, но хоть пытаюсь думать своей головой.
Повествование пойдет в разрезе некоего хабр-сообщества. Там давненько уже имеют место быть посты с политическим уклоном, связанные с разными блокировками, регулированием рунета и так далее и тому подобное. Естественно, в комментариях резвятся левые, либералы, оппозиционеры - или как их правильно назвать? И это, скорее всего, основа активного контингента данного сообщества нынче стала. Айтишники, бла бла бла, программисты. Некоторые уже за границей живут, остальные только мечтают о судьбе поросенка Петра и его трактора. Но я не об этом, я бы и сам свалил при первой же возможности. Но нельзя же айтишникам настолько не думать своей головой. Это стадо хомячков регулярно минусует адекватные комментарии, которые идут вразрез с их ортодоксальной либеральной позицией, как бы это противоречиво ни звучало. Например, вот человек писал в тему про то, что государство подготавливает инфраструктуру для того, чтобы наш внутренний рунет мог работать при полной его изоляции снаружи: всякие там внутренние днс-узлы, альтернативные каналы связи и т.д. Пишет, что это конечно жопа, но если таких мер не принять, то будет еще большая жопа. Ну, типа, суть такая. Человека жестко заминусовали и назвали пропутинцем. Сука, пиздец.
Такие примеры регулярно встречаются на хабре. Но сегодня просто последней каплей стало. Что я аж решил пост об этом написать. Процитирую с некими дополнениями:
Ох уж эти желтые заголовки:
На хабре новость: Минкомсвязи одобрило законопроект об изоляции рунета
Новость на самом деле: Минкомсвязь поддержала законопроект об возможности автономной работы рунета
Ну, типа, у нас часто так делают некоторые новостные ресурсы, чтобы кликали:
новость: В саратовской области упал военный истребитель
на самом деле: Самолет, который памятник, съехал вниз со своего постамента.
Человек указал вот на это и сказал, что нехорошо так заголовки подменять. Заминусовали сразу же. Им иногда пишут, типа: чем вы то лучше нынешней власти? Толпой минусуете любого несогласного! – на что те с двойной силой минусуют такой комментарий.
Нет, есть действительно неадекваты, которых стоит сливать, чтобы они не писали больше. Но зачастую же под эту их либеральную гэбню подпадают реально адекватные люди, которые пытаются научить хомячков думать своей головой. С такой оппозицией как у нас никакого толка не будет. Хомячки с одной стороны – лемминги в другой. Стыдно за людей.
Видит бох, я стараюсь отстраняться от политики как можно сильнее. Но иногда я могу написать пост с «левым» или «правым» уклоном. Но это потому, что я стараюсь думать, анализировать и трезво оценивать ситуацию. И с одной и с другой есть свои положительные и отрицательные стороны, где-то больше одних где-то других. И важно всё это видеть и понимать.
Повествование пойдет в разрезе некоего хабр-сообщества. Там давненько уже имеют место быть посты с политическим уклоном, связанные с разными блокировками, регулированием рунета и так далее и тому подобное. Естественно, в комментариях резвятся левые, либералы, оппозиционеры - или как их правильно назвать? И это, скорее всего, основа активного контингента данного сообщества нынче стала. Айтишники, бла бла бла, программисты. Некоторые уже за границей живут, остальные только мечтают о судьбе поросенка Петра и его трактора. Но я не об этом, я бы и сам свалил при первой же возможности. Но нельзя же айтишникам настолько не думать своей головой. Это стадо хомячков регулярно минусует адекватные комментарии, которые идут вразрез с их ортодоксальной либеральной позицией, как бы это противоречиво ни звучало. Например, вот человек писал в тему про то, что государство подготавливает инфраструктуру для того, чтобы наш внутренний рунет мог работать при полной его изоляции снаружи: всякие там внутренние днс-узлы, альтернативные каналы связи и т.д. Пишет, что это конечно жопа, но если таких мер не принять, то будет еще большая жопа. Ну, типа, суть такая. Человека жестко заминусовали и назвали пропутинцем. Сука, пиздец.
Такие примеры регулярно встречаются на хабре. Но сегодня просто последней каплей стало. Что я аж решил пост об этом написать. Процитирую с некими дополнениями:
Ох уж эти желтые заголовки:
На хабре новость: Минкомсвязи одобрило законопроект об изоляции рунета
Новость на самом деле: Минкомсвязь поддержала законопроект об возможности автономной работы рунета
Ну, типа, у нас часто так делают некоторые новостные ресурсы, чтобы кликали:
новость: В саратовской области упал военный истребитель
на самом деле: Самолет, который памятник, съехал вниз со своего постамента.
Человек указал вот на это и сказал, что нехорошо так заголовки подменять. Заминусовали сразу же. Им иногда пишут, типа: чем вы то лучше нынешней власти? Толпой минусуете любого несогласного! – на что те с двойной силой минусуют такой комментарий.
Нет, есть действительно неадекваты, которых стоит сливать, чтобы они не писали больше. Но зачастую же под эту их либеральную гэбню подпадают реально адекватные люди, которые пытаются научить хомячков думать своей головой. С такой оппозицией как у нас никакого толка не будет. Хомячки с одной стороны – лемминги в другой. Стыдно за людей.
Видит бох, я стараюсь отстраняться от политики как можно сильнее. Но иногда я могу написать пост с «левым» или «правым» уклоном. Но это потому, что я стараюсь думать, анализировать и трезво оценивать ситуацию. И с одной и с другой есть свои положительные и отрицательные стороны, где-то больше одних где-то других. И важно всё это видеть и понимать.
YGgnXr9Jx7zWC8wfxwbW
Jan. 15th, 2019 11:43 amНе так давно я писал про корейского режиссера по имени Ли Чхан-дон и про его фильм «Пылающий». С тех пор я посмотрел еще две его картины. «Мятная конфета» и вчера вот - «Поэзия». О последней хочется написать отдельно.
Но написать словами сложно. Это тот случай, когда кино воспринимается на каком-то ментальном уровне. Прозвучит пафосно, но ты понимаешь его не мозгом, а душой. Самому противно от таких слов, но по-другому не выразить. Наверное, я могу сказать, что это вообще один из лучших фильмов, что я когда-либо видел. Это очень-очень хорошее кино, многогранное, в котором переплетаются очень тонкие материи, образуя что-то невероятное. Где физические образы являются филигранными метафорами к чему-то духовному. Все эти слова – это лишь моя жалкая попытка как-то описать то, что я видел. Если чуть приблизиться к сюжету, то можно сказать, пожалуй, что это печальная и грустная история, но при этом она воздушная и поэтичная. На самом деле, очень печальная, но почему-то после нее не остается какого-то «черного», тяжелого осадка. Почему-то наоборот, после просмотра этого кино, осталось такое светлое, воздушное послевкусие. Это странно. Я не исключаю, что другой человек может совсем иначе воспринять это кино, и для него может остаться совсем другой осадок. Не знаю что еще сказать. Вчера я был глубоко поражен и впечатлен.
И еще. У меня нет как таковых любимых режиссеров. Но Ли Чхан-дон – скорее всего им станет. В его фильмах немного Ким Ки Дука, немного Такеши Китано, немного Харуки Мураками, но и видимо своя какая-то неповторимая подача. Немного интересных фактов. С 2003 по 2004 он был министром культуры Южной Кореи. На данный момент у него 6 фильмов в качестве режиссера. 3 я посмотрел и еще 3 предстоит посмотреть. Я в предвкушении.
З.Ы. Плохо только то, что после таких фильмов сложно смотреть другие. Например, вот «Лев»(2016). Фильм был номинирован в 2017 году на несколько оскарных наград. Ни одной, правда, не выиграл, но кино неплохое. Я досмотрел его вчера уже после «Поэзии». Не хочу ничего плохого говорить про него, а то это будет выглядеть, будто я вообще зажрался. Но насколько же он более слабый и «ненастоящий» что ли (хоть и по реальным событиям снят).
Но написать словами сложно. Это тот случай, когда кино воспринимается на каком-то ментальном уровне. Прозвучит пафосно, но ты понимаешь его не мозгом, а душой. Самому противно от таких слов, но по-другому не выразить. Наверное, я могу сказать, что это вообще один из лучших фильмов, что я когда-либо видел. Это очень-очень хорошее кино, многогранное, в котором переплетаются очень тонкие материи, образуя что-то невероятное. Где физические образы являются филигранными метафорами к чему-то духовному. Все эти слова – это лишь моя жалкая попытка как-то описать то, что я видел. Если чуть приблизиться к сюжету, то можно сказать, пожалуй, что это печальная и грустная история, но при этом она воздушная и поэтичная. На самом деле, очень печальная, но почему-то после нее не остается какого-то «черного», тяжелого осадка. Почему-то наоборот, после просмотра этого кино, осталось такое светлое, воздушное послевкусие. Это странно. Я не исключаю, что другой человек может совсем иначе воспринять это кино, и для него может остаться совсем другой осадок. Не знаю что еще сказать. Вчера я был глубоко поражен и впечатлен.
И еще. У меня нет как таковых любимых режиссеров. Но Ли Чхан-дон – скорее всего им станет. В его фильмах немного Ким Ки Дука, немного Такеши Китано, немного Харуки Мураками, но и видимо своя какая-то неповторимая подача. Немного интересных фактов. С 2003 по 2004 он был министром культуры Южной Кореи. На данный момент у него 6 фильмов в качестве режиссера. 3 я посмотрел и еще 3 предстоит посмотреть. Я в предвкушении.
З.Ы. Плохо только то, что после таких фильмов сложно смотреть другие. Например, вот «Лев»(2016). Фильм был номинирован в 2017 году на несколько оскарных наград. Ни одной, правда, не выиграл, но кино неплохое. Я досмотрел его вчера уже после «Поэзии». Не хочу ничего плохого говорить про него, а то это будет выглядеть, будто я вообще зажрался. Но насколько же он более слабый и «ненастоящий» что ли (хоть и по реальным событиям снят).
j017aOiqlG1OGzlGSuo2
Dec. 26th, 2018 03:24 pmСегодня внезапно о кино.
«Пылающий» (2018) корейского режиссера Ли Чхан-дона. Сценарий написан по мотивам рассказа Х.Мураками «Сжечь сарай». Фильм в этом году получил золотую ветку в Каннах. Вообще, как оказалось, у этого режиссера что ни кино – то обладатель какой-то награды: то ветка, то медведь Берлинский. Надо еще посмотреть что-нибудь из его творчества обязательно.
Все знают, я люблю Мураками, но этот рассказ не читал до просмотра фильма, а прочитал вот буквально только что. Сценарий довольно сильно перекликается с рассказом. Можно даже сказать, что Ли Чхан-дон просто «прокачал» этот рассказ. Добавил деталей и немного развил до такой степени, чтобы получился цельный фильм. Но это я пишу с положительной точки зрения. Вообще, я сейчас буду писать очень субъективные вещи, которые верны, возможно, только для меня, я так чувствую. У Мураками, внутри его произведений, есть свое определенное настроение, какая-то своя атмосфера. И я прямо кайфую, когда в нее погружаюсь. Атмосфера произведений других авторов меня так не впечатляет, хотя я не очень много читаю. Но сейчас не об этом. Так вот, в процессе «раскручивания» рассказа до сценария для целого фильма, корейский режиссер не просто не испортил эту Муракамскую(я извиняюсь) атмосферу, но и органично вписал новых деталей, которые вплелись в ткань произведения так, как будто бы у него за плечом стоял сам Харуки и советовал как надо(я не знаю, возможно так и было).
Фильм получился отличный. Балансирующий где-то на грани между реальностью и иллюзорностью, когда не сразу понятно, что происходит на самом деле, а что только кажется. Эта тема обыгрывается на протяжении фильма в разных моментах. Я не буду пересказывать сюжет. Но главное – это атмосфера. В нее погружаешься, в ней растворяешься. И послевкусие после просмотра остается ровно такое же, как после книг Харуки Мураками.
Вот такое ИМХО.
«Пылающий» (2018) корейского режиссера Ли Чхан-дона. Сценарий написан по мотивам рассказа Х.Мураками «Сжечь сарай». Фильм в этом году получил золотую ветку в Каннах. Вообще, как оказалось, у этого режиссера что ни кино – то обладатель какой-то награды: то ветка, то медведь Берлинский. Надо еще посмотреть что-нибудь из его творчества обязательно.
Все знают, я люблю Мураками, но этот рассказ не читал до просмотра фильма, а прочитал вот буквально только что. Сценарий довольно сильно перекликается с рассказом. Можно даже сказать, что Ли Чхан-дон просто «прокачал» этот рассказ. Добавил деталей и немного развил до такой степени, чтобы получился цельный фильм. Но это я пишу с положительной точки зрения. Вообще, я сейчас буду писать очень субъективные вещи, которые верны, возможно, только для меня, я так чувствую. У Мураками, внутри его произведений, есть свое определенное настроение, какая-то своя атмосфера. И я прямо кайфую, когда в нее погружаюсь. Атмосфера произведений других авторов меня так не впечатляет, хотя я не очень много читаю. Но сейчас не об этом. Так вот, в процессе «раскручивания» рассказа до сценария для целого фильма, корейский режиссер не просто не испортил эту Муракамскую(я извиняюсь) атмосферу, но и органично вписал новых деталей, которые вплелись в ткань произведения так, как будто бы у него за плечом стоял сам Харуки и советовал как надо(я не знаю, возможно так и было).
Фильм получился отличный. Балансирующий где-то на грани между реальностью и иллюзорностью, когда не сразу понятно, что происходит на самом деле, а что только кажется. Эта тема обыгрывается на протяжении фильма в разных моментах. Я не буду пересказывать сюжет. Но главное – это атмосфера. В нее погружаешься, в ней растворяешься. И послевкусие после просмотра остается ровно такое же, как после книг Харуки Мураками.
Вот такое ИМХО.
BYnhB0JRpEeeuwD1DPTf
Dec. 17th, 2018 10:22 amОтличные выдались выходные. Надо больше таких. Пересмотрел на проекторе «Перед рассветом» и «Перед закатом». Люблю эту трилогию. Бесконечно милые и романтичные фильмы. Но написать то я хочу не про них. Вообще, у меня язык не повернется назвать себя знатоком кино, но все же, я – довольно искушенный зритель, и много чего смотрел. Так вот, я тут еще посмотрел «По соображениям совести» Мела Гиббсона, 2016 года. У меня редко такое бывает, что мне жалко потраченного времени, даже если фильм полное говно. Но вот тут как раз такой случай. Мне было так жалко. У Гиббсона есть хорошие фильм, все их знают. Но вот этот – прямо очень плохо. Снято по реальным событиям. Кино повествует о простом американском парне, который очень такой верующий и патриотичный, что добровольно записался в армию (вторая мировая война), но к оружию даже притрагиваться отказывается. Хочет пойти медиком, чтобы спасать людей. В общем, на предвоенной подготовке, на базе, у него были большие проблемы с сослуживцами и командирами. Его не понимают. И чуть вообще не отдали под трибунал за неисполнение приказов начальства. Потом их перебрасывают на фронт, воевать с «япошками». И тут проявляются все хорошие качества этого парня. Он вытащил и спас половину своего взвода, которые были ранены в бою. Его признают и без его молитвы даже в бой не идут потом.
Красивая вроде бы история. Но подана она просто ужасно. Главный герой раскрывается нам не просто как верующий дурачок (что, видимо, так и было в реальности), а просто как идиот. Но даже несмотря на это, фильм можно было смотреть, пока не начались батальные сцены. В них уже абсолютно всех выставили полными идиотами. Мне почему-то сразу вспомнились кадры Михалкова, где они в атаку шли с черенками лопат. Тут было по-другому, но уровень идиотизма схожий. Кровь, кишки, отрывающиеся конечности, все красиво как в комиксах. Похоже на 300 спартанцев. Но только там это и подается как комикс, а тут как реальные события. Проблема в том, что вся вторая половина фильма состоит сплошь из этих батальных сцен. Их просто невозможно смотреть. И не из-за «кровь-кишки», а из-за поголовного идиотизма и фантасмагории происходящей. Действия, не поддающиеся логики.
В итоге, кино нам говорит примерно следующее: Верь в бога, будь идиотом и патриотом; крепко держись этих принципов – и все будет хорошо. Я не знаю, может так и задумывалось. У этого фильма высокий рейтинг. И если на IMDB как-то можно оправдать менталитетом, то высокий рейтинг на кинопоиске меня пугает.
Фильм отвратительный и тупой. И можно идти с этим в банк.
Красивая вроде бы история. Но подана она просто ужасно. Главный герой раскрывается нам не просто как верующий дурачок (что, видимо, так и было в реальности), а просто как идиот. Но даже несмотря на это, фильм можно было смотреть, пока не начались батальные сцены. В них уже абсолютно всех выставили полными идиотами. Мне почему-то сразу вспомнились кадры Михалкова, где они в атаку шли с черенками лопат. Тут было по-другому, но уровень идиотизма схожий. Кровь, кишки, отрывающиеся конечности, все красиво как в комиксах. Похоже на 300 спартанцев. Но только там это и подается как комикс, а тут как реальные события. Проблема в том, что вся вторая половина фильма состоит сплошь из этих батальных сцен. Их просто невозможно смотреть. И не из-за «кровь-кишки», а из-за поголовного идиотизма и фантасмагории происходящей. Действия, не поддающиеся логики.
В итоге, кино нам говорит примерно следующее: Верь в бога, будь идиотом и патриотом; крепко держись этих принципов – и все будет хорошо. Я не знаю, может так и задумывалось. У этого фильма высокий рейтинг. И если на IMDB как-то можно оправдать менталитетом, то высокий рейтинг на кинопоиске меня пугает.
Фильм отвратительный и тупой. И можно идти с этим в банк.